Дмитрий Михеев: Идеалист

Он вылетел в Москву за день до закрытия симпозиума, чтобы второго августа рано утром быть в ОВИРе. Получить паспорт, заехать в польское посольство, а оттуда — в Интурист за билетом, и два дня на сборы.

Глава XXXIII

С того мгновения, как самолет оторвался от земли, пульс Ильи не опускался ниже ста, как будто это его сердце тащило тяжелую машину. День и ночь перемешались, но это не имело никакого значения — главное, что, согласно календарю и часам, он действительно второго числа в семь часов утра занял очередь в ОВИРе.

Второе августа 1968 года было пятницей.

Если бы он не был таким прожженым индивидуалистом и не пользовался каждой возможностью уединиться, если бы он, как все смертные, потолкался в очереди и послушал разговоры весьма осведомленных людей… Но что об этом говорить — тогда он не был бы Ильей Снегиным, я не взялся бы писать о нем, и нам было бы безразлично, как он перенес удар.

Итак, он оказался совершенно не подготовленным и, когда некрасивая, рыхлая женщина в очках сообщила, что паспорт его не готов, он долго тупо смотрел на нее и не мог сложить предложение из пяти слов: мне, ведь, как, вы, обещали.

Впрочем, ему незачем было утруждать себя, она все рано отослала бы его к первому секретарю ОВИРа, очередь к которому начиналась на первом этаже и под присмотром двух милиционеров доходила до — второго. К концу дня Илья достиг желанной двери и услышал ошеломительную новость: нет, это не задержка, университет почему-то отозвал его характеристику…

Пятница кончилась. Он ничего не мог предпринять до понедельника. Значит, он не уедет пятого, не увидит ее шестого… Он так стремился, так спешил, и вдруг всякое движение стало бессмысленным… Какая дикая, чудовищная несправедливость! За что?! Какой негодяй, монстр и для чего это сделал? Кто он, где его искать?! Сегодня уже поздно… Найти, приставить к горлу нож… «Зачем ты это сделал, негодяй? Подписывай, или я убью тебя, мерзавец!» Завтра, завтра он разыщет его, а в понедельник добьется паспорта… А сейчас, что делать сейчас? Позвонить ей, сказать, что задерживается на три… нет, на четыре дня?

Возможность что-то делать подхлестнула Илью. Он вернулся в университет и заказал на полночь разговор с Краковом. Но куда деть пять часов? Илья метался, он не мог сидеть на месте — одна минута неподвижности, и смесь бессильной ярости, отчаяния и жалости начинала давить на диафрагму… Затем на целый час он нашел себе занятие — он запишет разговор, у него будет ее голос! Он притащил магнитофон, подключил к телефону и сделал пробную запись… Но, что дальше?..

В половине первого он услыхал наконец ее голос:

— Ильюша, это ты? Chesch, дорогой мой! Как хорошо придумал — позвонить… Уже считаю минуты… Знаешь, какая новость? Папа сказал, что можем пользоваться машиной, если есть права. У тебя есть?.. Неважно, Карел поведет…

— Джи, радость моя, я не приеду во вторник, — выдавил из себя Илья, массируя пальцами пересохшее горло.

Честность всегда безжалостна. Трубка смолкла, как будто перерезали провод.

— Джи, Лика! Ты слышишь меня?! — закричал Илья. — Отвечай, Джи!

— Но почему? Почему?!.. Я не могу больше ждать… — ответил ее промокший голос, и спазмы схватили Илью за горло.

— Я не знаю, кто-то отозвал характеристику… недоразумение, ведь ее утвердили на всех инстанциях… Что? На симпозиуме? Нормально… «с честью представлял страну Советов»… — горько усмехнулся Илья.

— Jezus! Ты смеешься… Я не могу, я измучилась… приезжай как-нибудь.

Его душили. В глазах темнело.

— Но, что я могу!.. Клянусь, я побежал бы пешком… Эти чертовы учреждения все закрыты до понедельника…

— Но что-нибудь сделай… проси ректора… скажи, что я умру…

Рыдания ее захлестнули Илью. Он выхватил носовой платок.

— Не плачь! Любовь моя, не плачь! У меня у самого… глаза мокрые… Я не выдержу… прошу тебя…

Но он уже плакал и, зажимая ладонью трубку, пытался высморкаться. Наконец он овладел собой.

— Анжелика, не отчаивайся. Я приеду, я приеду во что бы то ни стало… Я все тут перетряхну и через неделю приеду…

Она всхлипывала реже, тише по мере того, как голос его становился тверже.

— Радость, любовь моя, я сделаю возможное и невозможное, клянусь тебе…

— Пойди к Петровскому, он хороший человек, он помогает…

Множество раз потом Илья прослушивал пленку и клялся своей любимой; запись, однако, на этом не кончалась. Был в ней также любопытный разговор с телефонисткой, который он обнаружил значительно позже.