Дина Рубина - Синдикат

Бесконечная вереница моего народа, моего вселенского народа выстраивалась и восходила по широкому, как мост, трапу на гигантский корабль, в едином, — без конца и без края, — трагическом комиксе…

И впереди были трое: папа, с отдельно упакованными в пакет ножками, мой канадский покойник-однофамилец с размолоченной в кровь блаженно-пьяной рожей, и последний еврейский ребенок в ночи, ангел с сияющими кудрями…

А за ними перли все десять потерянных колен, восстановленные нашими департаментами не за страх, а на совесть, подобранные один к одному, — дети, старики и старухи, идиоты и гении, проходимцы и праведники, пламенные борцы и вороватые пьяницы, бомжи, академики, плясуны, слесаря… — все, забывшие, кем они были и не подозревающие — кем станут…

И царственная стая цветных иерусалимских львов сопровождала эту неисчислимую рать… Вел их огненный ангел-пироман, поджигающий мир в отместку за все его подлости и безумства, в назидание народам и странам.

И я, блудница забытая, безропотно пристроилась в хвост этой великой очереди.

Легко и дружно мы поднимались по трапу на гигантский корабль, увозящий нас через Эгейское и Мраморное моря к Земле Обетованной, мы восходили в край, обещанный абстрактным Богом из вечно недостижимого будущего — своему безумному жестоковыйному народу, своему забывшему, растерявшему обетование народу, играющему с огнем во все времена…

Мы восходили в Иерусалим, лежащий на водах текущих и на водах застывших, мы вплывали в Иерусалим — в Венецию Бога, — по каменным каналам которой текла и текла жертвенная кровь, омывая подножия золотых львов, стерегущих неумолчный ее, звенящий прибой…

…Очнулась я на диване в своем кабинете, со звенящей головой, в расстегнутой блузке и с Машиным, пропитанным нашатырным спиртом, платочком на лице.

— Так. В чем дело? — строго спросила я, садясь и ловя пуговку блузки еще бесплотными пальцами левой руки.

— Вы грохнулись в обморок, — доложил Костян. — Маша услышала какой-то шум, вбежала, а вы лежите головой на клавиатуре…

— Дураки, — сказала я сурово, — это обычная медитация…

Они все стояли вокруг меня, растерянные и Испуганные. У Маши в руках была какая-то папка. Я улыбнулась:

— Ну-ну, спокойно, я еще жива… Маша, что это у тебя?

— Рукопись, — сказала она… — от Кручинера, наложенным платежом, вот: «Мое высокое Слово»…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Той же ночью мы покидали Россию.

— Э-х, Ильинишна, — приговаривал Слава, подтаскивая чемодан к багажнику, — хоть обниму вас по случаю, на прощание-то… С такой бабой три года ездил, и кто поверит — чисто евнух!

В последний раз мы промчались свободной Якиманкой, вылетели на мост, оставили по левую руку празднично подсвеченный Кремль…

— Постойте! — воскликнула я, — заглянем на минуту в Синдикат!..

— Аты не наелась ли, по уши?.. — недовольно заметил Борис…

— Я забыла вычистить компьютер от разного мусора. Неудобно… Там с «рабочего стола» надо выкинуть несколько папок… Да это секундное дело, мы успеем.

— Как скажете, Ильинишна…

Слава остановил машину на углу у «Гастронома».

Я вышла и торопливо приблизилась к воротам детского садика. В полной тьме горело только окно охранника на первом этаже. В нем маячила голова Эдмона, — выходит, дежурил сегодня он. Я нажала кнопку звонка.

— Кто это? — спросил он грозным окриком ночного стража.

— Эдмон, это я… — торопливо ответила я в микрофон на иврите, полагая, что в темноте он мог меня не узнать. — Мне нужно к себе на минуту…

— Я не могу пустить тебя, — сказал он, помолчав…

— Ты что, спятил? — осведомилась я, закипая от бешенства.

— Это приказ Шаи… Каденция вашей коллегии сегодня окончена… Мало ли… В случае чего…

— До двенадцати осталось два часа! — отчеканила я. — И эти два часа — я еще синдик!

Эдмон молчал, видимо, колебался… Он всегда пасовал перед непреложной логикой факта.

— Да, ты права… — наконец сказал он, — до двенадцати ты еще синдик…

Я пробежала пустыми коридорами детского садика, поднялась на второй этаж, вошла в свой кабинет, уселась за стол… Глухая ночная тишина объяла меня, заложила уши, повязала немотой…

Завтра утром сюда, в мой… в свой кабинет должен впервые войти новый глава департамента Фенечек-Тусовок. Он должен открыть чистую страницу деятельности Синдиката в России.

Я включила компьютер, мысленно облачилась в броню, передо мной всплыло поле экрана со знакомой ратью призраков, — и бросилась на их уничтожение.