Дина Рубина - Синдикат

По этому поводу в «Пантелеево» торопливо побелили два деревянных столба, символизирующих въезд в дом отдыха, заасфальтировали две, особенно глубокие, колдобины на центральной аллее, по которой пролегал путь Верховного, вычистили и закрыли на замок туалет, на случай, если Верховному понадобится заскочить по нужде, и в столовой водрузили большую вазу с цветами на колченогий стол. Кроме того, подмели, наконец, конференц-зал, где, собственно, мы должны были штурмовать интеллектуальные вершины.

Вначале в конференц-зале был собран узкий круг посвященных.

Клава рапортовал Верховному о положении дел. Как любой военный, он обожал цифры, неважно — что в них воплощалось: километры, люди, или еще какие-нибудь виртуальные сущности. Например, в начале своего отчета привел поразительную цифру: за год в Синдикат поступают 63 тыс. обращений.

Я-то знала, что это за обращения…

Хотя попадались и обращения настоящие. Яша рассказывал, как на прошлой неделе к нему явилась интеллигентная дама и с дрожью в голосе поведала о своем горе: ее единственный ребенок, мальчик восьми лет, болен шизофренией, поэтому, она хочет отправить его в кибуц.

— Куда? — не понял сердобольный Яша.

Видите ли, она слышала, ей рассказывала приятельница, что есть такие кибуцы, где за подобными детьми ухаживают, с ними играют дельфины, верблюды, лошади и павлины…

— И вы отправите такого ребенка одного? — не веря своим ушам, спросил Яша.

— Я бы к нему часто приезжала… — доверчиво объяснила эта милая женщина.

— Но вы понимаете, — начал Яша, все еще подыскивая слова, — что в чужой стране, среди чужого языка он переживет стресс, может убежать, бродить один, голодать, покончить с собой от тоски?!..

— Вы так считаете? — прошептала она… — Я думала… дельфины, лошади… ослики…

Яша, трепетный отец, самолично покупающий дочерям все, — от свитеров до прокладок, — смотрел на эту измученную жизнью идиотку и испытывал нестерпимую жалость, безадресную тоску и желание прибить ее, на хрен.

…пока Клавдий забрасывал нас цифрами, с тщанием ребенка, играющего в песочке на морском берегу, Верховный сидел в грязном пластиковом кресле и был похож на засыпающего филина. Время от времени он засовывал в рот указательный палец, выковыривая что-то из зубов или добывая из-за щеки какие-то огрызки, — только что вся московская коллегия Синдиката торжественно отведала в столовой «Пантелеева» селедку под майонезом, обугленную ногу кошерной курицы с бурой подливкой и запила это пиршество богов липким, кисейно-розовым киселем… С Верховным приехала одна из чиновниц его канцелярии — толстая бесформенная дылда в широченных коротких брюках и мужских сандалиях на босу ногу. Вся она была завешана пегой крашеной гривой, рассыпанной по толстой спине, по пудовым грудям, по могутным плечам… Кого-то она мне мучительно напоминала.

— На кого похожа эта женщина? — спросила я Яшу, взывая к его легкому на подъем воображению карикатуриста… Он поднял голову и почти без паузы отрывисто бросил:

— На морского льва…

У Клавы вид был загадочный, он поглядывал на часы и явно ждал кого-то, кто явится сейчас с бо-ольшим сюрпризом.

И явился. Двери конференц-зала открылись, в них стоял Клещатик… В этом было даже что-то кинематографическое. Я сразу поняла, что наш Дед Мороз приехал не с пустыми руками…

— Норувим! — воскликнул Клава, — ты опоздал, замбура, я тут почти сдохнул!

Верховному он пояснил на иврите, что Синдикат в настоящее время готовит грандиозную акцию, предназначенную стать историческим символом эпохи. Операция будет названа « Возвращение из глубин» и, безусловно, войдет отдельной главою в новейшую историю Синдиката, да и всего еврейского народа… Господин Клещатик, всем известный наш генеральный подрядчик, но, кроме того, и генератор творческой мысли, шлифовальщик, так сказать, идеи, сделает краткое сообщение о сути Проекта… Яаков, брось эти скабрезные почеркушки, займись своим прямым делом — Восхождением. Переводи Норувима!

Яша обреченно поднялся… Он, с его талантом прирожденного синхрониста, всегда отдувался на таких вот чиновных тусовках…

Клещатик не торопился… Я загляделась на то, как готовится он к речи: легкая улыбка по сторонам — предвестником грядущих перемен… Беглый, но не суетный осмотр манжет, высвобождение платиновой запонки из петли, деликатное покашливание, плавное, успокаивающее (вы в надежных руках!) потирание ладоней… Вообще, на фоне непрезентабельных и, по обыкновению, расхристанных израильтян (баба Нюта не в счет) он выглядел элегантным…