Дина Рубина - Синдикат

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Microsoft Word, рабочий стол,

папка rossia, файл israel

«…через час надо поднимать моих, собираться в аэропорт… Хотя дочь, я уверена, уже не спит и предвкушает, как, едва приземлится самолет, она немедленно начнет обзванивать свою хевру, к которой рвется постоянно… Уже, вот, слышу ее шаги по комнате — застилает постель своим выцветшим заштопанным флагом… Квартира остается здесь на неделю под присмотром Жени… Бедная девочка все еще не может прийти в себя после скандала на презентации сайта… Я и сама, признаться, до сих пор очухиваюсь… Как вспомню эти позы… И главное, черт дернул нас подготавливать все так торжественно: приглашать Главного раввина России Колотушкина, соответствующих людей из УЕба и других организаций, даже Гройс, сам Гройс, науськанный Ромой, почти явился на презентацию нашего сайта, во всяком случае, прислал письменное, весьма милое приветствие. Костян подготовил всю техническую часть безукоризненно: большой экран, динамики, чтобы слышна была речь экскурсовода на демонстрации «Прогулки в Яффо» — наш сайт ведь действительно один из лучших, и мы гордимся… гордились им вполне заслуженно. Рома говорит — кто-то нас сглазил… Кой черт — сглазил, возражает заплаканная Женя, — просто, кто-то из этих конкурирующих мерзавцев взломал сервер… Ну, уж в трех словах, так как надо бежать — готовить завтрак: Норочка Брук великодушно включила нашу Интернет-тусовку в программу ежегодной конференции по иудаике, что проходит в гостинице «Космос». В положенный час в зале «Юпитер» собралась приличная толпа: все-таки, молодежь по уши сидит в Интернете, а Женя — наша Женя, как это ни умильно, имеет репутацию одного из лучших дизайнеров… Белый экран скромно ожидал своего часа. Женя страшно волновалась. Костян до последней минуты возился с проводами, проводками и проводищами… Наконец выступила Нора Брук — в своем стиле: как прекрасны наши друзья и спонсоры… Потом я сказала несколько скромных и горделивых слов о том, как весьма небольшими силами мы сумели… и так далее. Потом минут десять выступал Главный — по нашей версии — раввин России Манфред Григорьевич Колотушкин: глобальные изменения в мире при сохранении Божественной власти… Наконец, я дала отмашку Костяну, тот погасил свет, сидящая у компьютера Женя включила экран… И первое, что увидела научная публика, студенты, аспиранты, профессура, священнослужители, — это огромные, во весь экран, нечеловеческие груди, которые с трудом удерживала на растопыренных ладонях какая-то блондинка с лицом удивленной гимназистки. Словно этот нежданный подарок свалился ей с неба. У меня потемнело в глазах, Костян ахнул, Женя завизжала и стала метаться. А кадры — все волнующие и разнообразные позы любви — сменяли друг друга на большом экране с какой-то чертовой резвостью.

Словом, — скандал, скандал, скандал… Нора утешает меня, я — ради Жени — делаю вид, что ничего страшного не произошло. Но настроение у всех нас соответствующее…»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Как обычно, пригоршни огненного бисера внизу возникли в иллюминаторе неожиданно. Я всегда стараюсь уловить приближение этого праздника огней, но каждый раз гигантская наклонная равнина бисерных россыпей электричества с черной пропастью Средиземного моря распахивается внизу сразу и вся… Дочь, еще не налетавшая столько взлетов и посадок, как я, вскрикивает от счастья и обморочно затихает.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Представляешь, — сказал Борис. — Нинка Кугель не успевает расписать своего льва, у нее в апреле выставка в Сиене, — и готова отдать его мне. Болванка сидящего льва… Можно было бы сочинить что-то… эдакое… Жаль, пришлось отказаться…

— Почему? — Я стояла перед окном, глядя на улицу и грызя яблоко «золотой налив».

— Все равно за неделю не успею…

— …Был бы у нас в Иерусалиме свой лев…

— Пап, а если б ты его расписывал, — подала голос дочь из соседней комнаты, — каким бы ты его сделал?

— Не знаю… О чем говорить, когда все равно не…

— Давай, пусть бы он был золотым, как утро…

— Ну, хорошо… оставь меня…

— …и пусть бы сидел и улыбался… На пьедестале… Гордо и царственно, ведь он — Иерусалимский лев!

— Ладно, ладно… Займись чем-нибудь…

— А где бы его поставили?