Рейчел Джойс - Операция «Перфект»

– Сеймур все узнал. Он умный человек и видит меня насквозь. Если я пытаюсь солгать, просто потому что мне нужно купить маленький подарочек или еще что-то секретное, он тут же налетает на меня, как коршун. Хотя в то время я совсем не воспринимала свои отношения с Тедом, как обман.

– Его звали Тед?

– Я считала его просто одним из своих молодых приятелей.

– Ну, если Тед – всего лишь один из твоих молодых приятелей, я не вижу в этом никакой проблемы.

– Да? – И Дайана хмыкнула, давая Беверли понять, что проблема есть, и весьма значительная, даже если Беверли и не в силах это понять. – После той истории Сеймур как раз и купил этот дом. Он сказал, что деревенский воздух пойдет мне на пользу. Я действительно всем ему обязана. И тебе придется это запомнить.

Покончив с ногтями Дайаны, Беверли протянула ей сигарету и щелкнула возвращенной зажигалкой, предупредив, что руками лучше ничего не брать и вообще вести себя осторожно, иначе она попортит лак. Дайана сделала несколько глубоких затяжек, выпуская дым над головой Беверли, похожий на чьи-то вытянутые в воздухе прозрачные пальцы, которые вскоре исчезли.

– Я необходима Сеймуру, понимаешь? – тихо сказала Дайана. – Мне порой просто страшно, до какой степени я ему необходима!

Байрон боялся пошевелиться. Ему никогда и в голову не приходило, что его мать могла любить кого-то другого, а не только отца, что у нее, возможно, был когда-то некий молодой человек по имени Тед. Голова у Байрона стала горячей, перед глазами все плыло, ему казалось, что он мечется среди всех тех вещей, какие ему вдруг вспомнились, переворачивает их, точно камни, пытаясь увидеть, что у них с другой стороны, понять их смысл. Он вспомнил, как мать однажды заговорила о каком-то человеке, очень любившем шампанское, вспомнил ее непонятные, необъяснимые визиты на Дигби-роуд. Неужели она к нему туда ездила? Затем Дайана снова заговорила, и Байрон, стиснув вспотевшие руки, заставил себя сосредоточиться и слушать.

– Когда я познакомилась с Сеймуром, я всем уже была сыта по горло. Мне осточертели мужчины, которые сперва клянутся тебе в любви, а потом исчезают. У нас в театре таких было полно. Надоели мне и те, что вечно поджидали нас у служебного входа, писали нам письма, приглашали в рестораны. У всех этих мужчин были жены. У всех были семьи, и они никогда бы… – Дайана так и оставила фразу незаконченной, словно боялась ее закончить или не была уверена, как это сделать правильно. – А Сеймур был настойчив. И придерживался весьма традиционных взглядов. Мне это нравилось. Он приносил мне розы. Водил меня в кино, если я днем бывала свободна. Не прошло и двух месяцев, как мы поженились. У нас была очень скромная свадьба, но Сеймур и не хотел никакой шумихи. К тому же мои друзья были людьми не того сорта – таких на свадьбу не приглашают. Да нам и не хотелось, чтобы мое прошлое пришло в наш общий дом вместе со мной.

Беверли как-то странно булькнула, словно подавившись своим желтым напитком, и пробурчала:

– Ладно, хватит об этом. Лучше выпей еще и расскажи, чем ты все-таки занималась.

Но Дайана больше ничего рассказывать не стала. Она с силой загасила недокуренную сигарету о донышко пепельницы и тут же закурила вторую. Потом вдруг рассмеялась, но на этот раз каким-то неприятным, жестким смехом – казалось, она смотрит на себя в зеркало и ей очень не нравится отражение того человека, которого она там видит, – и опять с силой затянулась сигаретой, выпустив кольцо голубого дыма.

– Скажем так: тут я во всем была похожа на собственную мать, – только и сказала она.

Байрон впервые не сумел сделать никаких записей. Даже Джеймсу позвонить не смог. Говорить ему не хотелось. И не хотелось иметь ничего общего со значением слов и вещей, не хотелось ничего понимать. Он все бегал и бегал через лужайку, пытаясь выбросить из головы всякие мысли, но, когда Джини со смехом крикнула, чтобы он ее подождал, побежал еще быстрее, чтобы удрать от нее. Он продолжал бежать, даже когда дыхание стало совсем затрудненным, в горле саднило, а ноги начали подгибаться от усталости. Тогда он заполз куда-то под яблони, под кусты малины, и у него даже голова закружилась, так силен был аромат яблок, так красны ягоды малины, так остры ее колючки. Там он просидел очень долго. Он слышал, как его зовет мать, но не откликнулся и даже не пошевелился. Ему не хотелось ничего знать ни об этом Теде, ни об отце, ни о той работе, которую мать даже назвать не могла, и теперь, когда он обо всем этом узнал, ему больше всего хотелось выбросить все это из головы, но он не мог придумать, как перестать знать . Ах, если бы Джеймс не просил его все записывать! Байрон прятался в зарослях малины до тех пор, пока не увидел, что Беверли с Джини потащились на автобус, время от времени останавливаясь на подъездной дорожке и махая Дайане. За руку свою дочь Беверли никогда не брала, она шла одна, пряча лицо под пурпурной шляпой, а Джини описывала вокруг нее широкие круги. Байрон видел, как Беверли один раз остановилась и что-то крикнула ей, но не расслышал, что именно. В закатных лучах их дом казался ослепительно белым, за ним, точно врезаясь в небо, виднелись острые вершины холмов.