Рейчел Джойс - Операция «Перфект»

– Если я мешаю, ты только скажи, – заметила однажды Беверли.

– Ну что ты! Конечно же, ты мне ничуть не мешаешь.

– Я понимаю, ты, наверное, предпочла бы общаться с теми женщинами, у которых дети учатся в «Уинстон Хаус».

– Я ни с кем из них не общаюсь.

– А может, ты и танцевать с кем-то другим предпочла бы?

– Мне далеко не всегда хочется танцевать, – сказала Дайана.

На это Беверли только рассмеялась и так закатила глаза, словно услышала нечто совсем иное.

Второго августа Люси исполнилось шесть лет. Байрона разбудил веселый голос матери и ее чудесный цветочный запах, щекотавший ноздри. Она шепнула ему, что кое-что придумала, только это сюрприз. Это наверняка будет самый счастливый день в их жизни, только пусть они побыстрее одеваются. Когда они втроем спускались вниз, мать все время смеялась и никак не могла остановиться. На ней было красное летнее платье цвета полевых маков, и она несла большую сумку с пляжными полотенцами и всем необходимым для пикника.

Ехали они довольно долго, несколько часов, но мать почти всю дорогу что-то тихо напевала себе под нос, и Байрон, глядя на нее с заднего сиденья «Ягуара», не уставал восхищаться ее пышными волнистыми волосами, нежной кожей, перламутровыми ногтями. Руки Дайаны лежали на руле именно там, где этого требовал отец, но впервые за долгое время она, похоже, вела машину совершенно спокойно и ничуть не казалась испуганной. Когда Люси понадобилось в туалет, мать остановилась у маленького придорожного кафе и предложила детям заодно съесть по мороженому. А когда официант спросил, чем украсить мороженое, шоколадной крошкой или фруктовым сиропом, мать ответила, что и тем и другим.

– Какие у вас славные детишки, – сказал официант. А она рассмеялась и ответила: да, очень славные.

Они устроились за металлическим столиком на солнышке – Дайана не хотела, чтобы дети тащили мороженое в автомобиль, – и, пока они ели, она, закрыв глаза, с наслаждением подставляла лицо теплым солнечным лучам. Но стоило Люси прошептать: «А мама спит!» – как Дайана открыла один глаз, засмеялась и сказала: «Я вовсе не сплю и все отлично слышу». На ярком солнце лоб и ключицы у нее быстро порозовели, но не ровно, а как бы пятнами, похожими на отпечатки пальцев.

Когда они прибыли на пляж, солнце уже палило вовсю. Семейные пары устроили себе некое подобие домиков из щитков, защищающих от ветра, и шезлонгов. Море переливалось серебром, и Байрон не мог оторвать от него глаз. Солнечный свет, падая на бегущие волны, вспыхивал миллионами искр. Дети скинули сандалии и бегали босиком, песок уже так нагрелся, что казался горячим. Дайана учила их строить замки из песка и вместе с ними закапывала ноги в горячий песок. После мороженого на коже у детей остались сладкие потеки, и песок противно прилипал к ним, и она ласково смахивала песок ладонью. Потом они пошли на пирс, и Дайана показала им автоматы, где в щель нужно было опускать пенни, стойки, где продавали сахарную вату, и загончик, где можно было покататься на электрических автомобильчиках, старательно увиливая друг от друга. Она также купила каждому по длинной конфете-сосульке «рок» [54].

В Павильоне кривых зеркал Дайана, как ребенок, бросалась от одного зеркала к другому и, смеясь, требовала: «Посмотрите-ка на меня!» В тот день счастье так и парило над ее головой, точно сладкое облако, которое, казалось, можно было попробовать на вкус и даже съесть. Байрон и Люси так и льнули к ней с обеих сторон и крепко держали ее за руки, вместе с нею любуясь отражением в зеркалах, где все трое становились то коротышками, то толстяками, то длинными и тощими, как жердь. Дети вспотели и раскраснелись от жары, их одежда была вся измята и перепачкана, волосы растрепаны. Из всех троих по-прежнему хорошо выглядела одна Дайана, очень красивая в своем летнем платье цвета красных полевых маков, и ее пышные светлые волосы лежали все так же замечательно.

В итоге она усадила детей на скамейку, велела им посидеть спокойно и съесть приготовленные ею сэндвичи. Пока они ели, она неторопливо прогулялась на самый край пирса, остановилась там и стала смотреть в морскую даль, заслоняя глаза от солнца рукой. Когда какой-то проходивший мимо джентльмен остановился и поздоровался с нею, она рассмеялась: «Ах, отстаньте. У меня дети».

На дальнем конце пирса стоял театр, на дверях которого висели объявления: «В партере мест нет», «На балконе мест нет». Дайана, послюнив краешек носового платка, протерла перепачканные мордашки детей, а потом толкнула стеклянную дверь и, войдя вместе с ними в вестибюль, приложила палец к губам, призывая хранить молчание.