Рейчел Джойс - Операция «Перфект»

– Моя мама тоже любит всякие безделушки, – сказал Байрон.

– Только эти, от «Робертсон», уж больно дорогие, – прибавил Уолт.

Байрон снова украдкой посмотрел на Дайану. Она сидела, так крепко обхватив себя руками, словно только заглянула за край утеса и теперь боялась упасть в пропасть.

– Слушайте сюда, – сказал Уолт, явно намереваясь перейти к делу. – Джини ведь ничего плохого не сделала, так?

Только теперь Дайана наконец-то соизволила открыть рот и каким-то ломким голосом начала рассказывать о том, что случилось на Дигби-роуд. Байрон слушал так внимательно, что от напряжения во рту у него совершенно пересохло. На мать он старался не смотреть. Вместо этого он наблюдал за Беверли и за тем, как Беверли следит за каждым словом и каждым движением его матери. Особенно ее завораживал блеск перстней, украшавших руки Дайаны.

А Дайана рассказывала, как четыре недели назад они поехали этой дорогой, чтобы немного срезать путь, и она слегка потеряла контроль над автомобилем, это случилось как раз в тот момент, когда на обочину выехала их дочь на велосипеде. Она плакала, сморкалась в платочек и все повторяла: «Мне так жаль! Простите меня». Когда она умолкла, воцарилось такое долгое молчание, что она, чтобы успокоиться, взяла в руки лежавшую рядом голубую мягкую игрушку, положила ее к себе на колени и вцепилась в нее.

– Вы что же, хотите сказать, будто сбили нашу Джини на своем автомобиле? – первым нарушил затянувшуюся паузу Уолт. От удивления он сильно наморщил лоб и щеки. – Вы поэтому сюда заявились?

Голубая зверушка у Дайаны в руках вдруг так задрожала, словно была живая и обладала весьма расшатанной нервной системой.

– Мне, конечно, следовало сразу остановиться. Сама не пойму, почему я этого не сделала. И почему даже из машины не вышла. А ваша дочь… с ней все в порядке?

Кровь так и грохотала у Байрона в ушах.

Уолт вопросительно уставился на Беверли. А она – на него.

– Это, должно быть, ошибка, – пробормотал Уолт. – Вы уверены, что там была наша Джини?

Байрон встал, еще раз внимательно рассмотрел фотографию Джини и сказал, что он совершенно уверен. И прибавил, чувствуя себя единственным и главным свидетелем, что видел все собственными глазами. К тому же имеется одна улика, продолжал он, потому что никто по-прежнему не говорил ни слова, все только смотрели на него во все глаза, и это было все равно что стоять под жарким светом софитов. Байрон объяснил, что они обнаружили вмятинку на колпаке колеса, и сказал, что это неопровержимая улика. Именно так выразился бы Джеймс.

Но Уолт по-прежнему выглядел смущенным.

– Это, конечно, очень мило, что вы решили к нам приехать, – сказал он, – только наша Джини совершенно здорова. И ни разу ни о каком столкновении с машиной даже не упоминала. И ни о каком несчастном случае тоже не говорила. Правда ведь, Беверли?

Беверли пожала плечами с таким видом, словно не особенно в этом уверена.

– И она так же шустро бегает, как и всегда, – продолжал Уолт. – Я иной раз просто поспеть за ней не могу. Ведь правда не могу, мать?

– Не можешь, Уолт.

Дайана, видимо, испытала такое облегчение от слов Уолта, что не удержалась и громко вскрикнула. А Байрону захотелось каждую из этих мягких игрушек погладить по головке. Теперь ему просто не терпелось поскорее рассказать все Джеймсу. Дайана говорила о том, как сильно она беспокоилась, как много дней не могла спать, а Байрон заодно напомнил, что так сильно она волновалась еще и из страха перед тем, что все узнает отец. Это было, конечно, личное, но все слышали его слова.

– А я-то решил, что вы этими мазилками торгуете! – улыбнулся Уолт, и все засмеялись.

И тут вдруг раздался такой резкий возглас, что казалось, будто воздух в комнате вспороли ножницами. Все повернулись к Беверли. Она сидела, сердито наморщив лоб, словно ее кто-то стукнул, и шарила своими зелеными глазами по ковру. Уолт хотел взять ее за руку, но она резко его оттолкнула и возмущенно завопила:

– Да о чем вы тут толкуете? Ведь она тогда и впрямь поранилась. У нее на коленке ссадина была.

Байрон повернулся к Дайане, Дайана повернулась к Уолту. Тот сидел с поникшим видом.

– Это, должно быть, как раз недели четыре назад и случилось, – продолжала Беверли. – Теперь-то я вспомнила. Похоже, как раз в тот самый день. Четыре недели – срок, конечно, большой, но я помню, что у нее все гольфы были в крови. Хоть ранка и неглубокая была. Помнишь, Уолт, мне еще ей новые гольфы пришлось искать? И пластырь?