Лия Флеминг - Дети зимы

– Ради Бога, дайте ему завершить причастие! – громко крикнула мама, сверкая глазами. – Как вы смеете прерывать богослужение? – Нони почувствовала, как ее толкнули вперед и заставили опуститься на колени, под благословение. Стикли пытался их остановить, но Томас Карр, к ее облегчению, позволил им продолжать службу.

Один за другим те немногие, кто остался в часовне, дрожа, вставали на колени перед патером Майклом. Другие уже бежали по полям, опасаясь штрафа. Как такое могло происходить в святой Христов день? За всем этим стоял лишь один человек, и даже ребенок мог догадаться, кто это.

Их вывели из часовни вместе с патером Майклом и проводили в дом, где пастор Бентли уже сидел с торжествующим видом в маминой гостиной, в ее собственном нарядном кресле.

– Как вы посмели войти без разрешения в мой дом? – закричала мама, а Нони спряталась в складках ее плаща.

– Ваш гусь уже поджарился. Я чувствую запах жареной птицы и видел собственными глазами блюдо со сладкой кашей фрументи, что это, как не потворство вашему обжорству? Не сомневаюсь, что я найду и горшки с плум-порриджем, если поищу, а также и горячий эль с пряностями. Почему вы присутствовали на папской мессе? Почему вы считаете, что постановления закона вас не касаются? Всех касаются, а вас нет? – Ворон распростер свой широкий плащ, словно черные крылья, и казался Нони самим дьяволом.

– Я поступаю так, как мне велит моя совесть. Сегодня святой день Рождества Христова. Его нужно чтить. – Мама ответила тихим голосом; Нони почувствовала, что дрожит всем телом, и вдохнула холодный воздух.

– А я утверждаю, что вы заблуждаетесь, госпожа. Вы обрекаете себя на погибель. Ведь вы, конечно, молитесь за короля? За Карла Стюарта, чтобы он вернулся из-за моря?

– Мы молимся за всех христианских королей и правителей этого неспокойного времени. – Мама казалась такой злой.

– Ага, значит, за папистов и предателей тоже, – ответил пастор; его глаза сверкали будто искры от кремня.

– Разве мы все не едины под глазом Господа? – спорила мама, пытаясь сохранить твердость духа.

– Не богохульствуй, женщина! Кто дает тебе право иметь мнение по таким вопросам? Ты немедленно отправишься отсюда с констеблями. Ты обвиняешься в преступлении и будешь держать ответ перед судом за свою дерзость. Я не позволю какой-то женщине одержать надо мной верх, какая бы она ни была знатная. – Он вытер лоб. – Я предупреждал твою сестру во Христе, чтобы она присматривала за тобой и не давала тебе распускать язык, но она не сочла нужным меня послушать. Я примерно накажу тебя в назидание этой пастве. – Пастор подозвал к себе своих спутников и указал на дверь.

– Но как же мой ребенок? Кто будет заботиться о ней, когда я уйду? – Мама крепко схватила Нони, и у девочки закололо в груди от страха.

– Она пойдет с тобой. Она присутствовала на службе. Дети должны с ранних лет нести расплату за непослушание. Священник тоже пойдет и объяснит свои изменнические действия, – объявил пастор, наслаждаясь их растерянностью. – Ты позоришь свой сан, старик. – С этими словами он оттолкнул патера Майкла.

Старый священник дотронулся до маминой руки.

– Отпустите малышку к ее тетке, прошу вас ради всего святого. – Потом он обратился к констеблям. – Делайте то, что вам приказано, но помните, что есть люди, которые нам сочувствуют. Пошлите сообщение в Уинтергилл. Они позаботятся о нас.

Он прижал Нони к себе и шепнул ей на ухо.

– Оденься потеплее для дороги и возьми что-нибудь поесть; боюсь, скоро снова пойдет снег. – Потом он повернулся к пастору. – Отпусти ребенка, сжалься над ним.

Пастор Бентли не собирался проявлять милосердие.

– Вы все пойдете пешком, как преступники. Суд решит, что делать с вами. Ты, священник, позоришь свой сан. Тебе не стыдно губить души своих прихожан? – Нони испугалась, когда ворон заорал на святого старца.

– Это ты позоришь наш сан своим бессердечием, – храбро ответил патер Майкл. – До здания суда идти долго, да еще в такую скверную погоду. Это тяжело для вдовы и маленького ребенка. Ради Господа нашего и Девы Марии, прояви милосердие. Мы все будем держать ответ на Страшном Суде.

– Молчи, патер. Это мой приход, и мне решать, как усмирять гордыню. Мать должна получить урок смирения, а ребенок поймет, что всякое празднование Рождества запрещено законом. Такой урок она не забудет никогда. – Он поджал тонкие губы. Нони выглянула из-за матери, не понимая слов этого человека, похожего на черного ворона. Ее голубые глаза наполнились слезами.