Сид Чаплин - День сардины

От пивной до его дома было всего четверть мили, но шли мы добрых полчаса. Скоро я понял, что он вовсе и не хочет домой. Ему хотелось плясать, вертеться вокруг фонарей, качаться, выкидывать всякие штуки или где-нибудь в уголке разговоры разговаривать. Но потом он протрезвел и к себе меня не пустил.

— Тебе здесь не место, малыш Артур, — сказал он. — Уходи, все будет в порядке. — Он сел на каменное крыльцо и задрал голову. — Хоть бы одна паршивая звездочка. В первый раз на небо поглядел за столько лет, а они все, как назло, попрятались.

— Это потому, что туман с моря принесло.

— Не морочь себя, — сказал он. — Звезды дают людям надежду, и поэтому всякая сволота нарочно пускает дымовую завесу, понял? Там, наверху, столько света, что ослепнуть можно. Беги домой, малыш, и постарайся жить так, чтоб из тебя вышел толк.

— А как это сделать?

Он понурился и стал теребить свой потрепанный плащ.

— Не знаю. Есть миллион дорог для того, кто не думает о себе. Я старик дошлый, верь моему слову.

— А вы как, ничего?

— Ничего. Ступай.

— Ну что ж, пока…

— Пока. Или нет, обожди-ка, малыш: говорил я тебе, что получаю теперь долю от подрядчика? На прошлой неделе загреб десять шиллингов чистоганом.

Меня будто громом ударило.

— Вот как, — пробормотал я.

— Да, вот так, — сказал он. — По кому же у нас нынче поминки — по Сэму, по моему племяннику или по мне?

— Лучше бы вы ушли оттуда, как я.

— Уши вянут тебя слушать, — сказал он с насмешкой. — Разве может старая птица улететь с насиженного гнезда? Мне уж поздно начинать сначала.

Я хотел сказать ему, что еще не поздно, но ничего не мог посоветовать. Я подумал только, что он счастливый человек, если может еще радоваться жизни, быть не под высотой 60, а над нею и еще выше, где все залито светом. Но я не был так глуп и знал, что он не ждет от меня ответа.

Вопросы он задавал самому себе, как заживо погребенный стучит в крышку гроба, зная, что никто, кроме него самого, не слышит.

— Очень жаль, Джордж, — сказал я. — Прощайте.

— С богом, — сказал он.

Сказал против воли.

Для меня это было как удар бутылкой по голове или кастетом по уху, потому что за этими словами скрывался человек, лишенный надежд, который знал, что никакого бога нет, но выдумал его для меня.

Все было по-прежнему, только наш мирок стал понемногу разваливаться. Когда я в первый раз пришел в «Риджент» и спросил про Носаря, можно было подумать, что его и на свете-то никогда не было. Малыш-Коротыш гонял в бильярдной шары с одним малым по фамилии Сэнгстер, который мне очень не понравился. Мышонок Хоул и Балда пили целыми бутылками кока-колу. Оба они были какие-то сонные и ленивые. Да к тому же скучные. Я не удивился, когда Балда при моем вопросе скроил недовольную рожу, такая уж у него манера.

— В глаза его не видел с тех пор, как его братец пришил крошку Милли, — сказал Балда. — Он теперь с нами не водится.

Я поглядел на Мышонка, но он только пожал эдак плечами, как Дин Мартин [11] Известный киноактер. , и это меня взбесило.

— Значит, вы его бросили? — сказал я с возмущением.

— Ты же знаешь Носаря, — сказал Мышонок. — Ему никто не нужен, вот он носа и не кажет.

— Но, может, ему хотелось бы увидеть друга.

— Брось, — сказал Балда.

— И никто его не искал?

— Шутишь? — сказал Мышонок. — Знаешь, как ихний старик спустил с лестницы одного старикашку, который пришел помолиться за них, — руку ему вывихнул! И Носарь тоже осатанел будь здоров как.

— А кто этот старикашка? — спросил я на всякий случай, чтобы удостовериться, потому что сам уже догадался.

— Какой-то пастор, — сказал Гарри Джонс.

— Эх, и убиваются же они, — сказал другой, хлопнув стакан кока-колы. — Старуха с тех пор ни на минуту не протрезвела.

— Ты с ним дружил, — сказал Мышонок. — Вот и топай туда, пускай тебе тоже руку вывихнут.

— Послушайте, ребята, чего я вам расскажу, — вмешался Балда. — Еду я вчера вечером в автобусе и стою клею одну крошку, а другая сзади стоит. Та, которая сзади, и говорит: «Послушайте, я все вижу, глаз с вас не спускаю». Я не растерялся и говорю этаким стильным голосом: «В таком случае не откажите их спустить, а то они сами вытекут». Ох, и хохотала же она. Полные штаны смеха наложила.

— А ну ее, — сказал Сэнгстер, кончив партию. — Вечером что будем делать?

— В «Павильоне» кино интересное, — сказал Мышонок Хоул. — «Великанша и ее дети». Сходим на пятичасовой сеанс, а после махнем в «Мэджестик», потанцуем.