Войцех Кучок - Как сон

Мать всегда говорила: если тебя что-то гнетет, начни с того, чтобы навести вокруг себя порядок, тебе может показаться, что все и так чисто, все и так убрано, но присмотрись повнимательнее и всегда найдешь какие-нибудь невытертые полки, скопления пыли на шкафах, паутину под обивкой стульев, а если даже вчера последнего паука ты всосал пылесосом, пол блестит от мастики, окна такие чистые, что птицы бьются в них, а грусть тем не менее не отпускает тебя, принимайся за наведение порядка в порядке, даже если бы это свелось к простой перестановке стульев с места на место, перестановке книг на полках, и ты обязательно в конце концов наткнешься на не замеченный тобою ранее островок грязи и обрадуешься ему, верь мне, сынок, если тебя что-нибудь удручает, принимайся за уборку, и тогда ты подготовишь себя к наведению порядка в себе самом. Адам окидывает взором бардак, не знает, с чего начать; ботинки уже кричат «почисть нас», но он не может собраться с духом. Он так долго лежал, что даже соскучился по сидению, присел на табурет и почувствовал перемену. Он знает, что ему надо приняться за работу, но у него не хватает духу, однако он уже начинает ощущать его отсутствие. Ладно, хоть так. Он начинает с уборки мусора. (Выглядит Адам неважно, и, когда он выносит мусор во двор, бомж с мешком собранных по помойкам бутылок принимает его за конкурента: «Вали отседа, сынок, енто моя территория. Без тебя все уже собрано».)

Сердце у него раздулось; за что он ни возьмется, оно давит на него, будто захватывает в теле все новые и новые пространства, обустраивая оккупационные зоны во всех органах: печень, почки, кишечник, легкие превратились сейчас в сердца, в каждом уголке тела гнездится сердце и болит, делая шаг медленным, дыхание неглубоким, лишая аппетита; все внутренности, вместо того чтобы выполнять свои первоначальные функции, пульсируют, а сердце, вместо того чтобы биться, убивается; к черту такое сердце, которое не бьется, как ему положено, а выстукивает ритм безвозвратной потери. Что-то в нем необратимо сдвинулось, возникло какое-то роковое тектоническое несоответствие, разлом, после которого Адам перестал соответствовать сам себе. Он выходит из себя, чтобы не выйти на поиски Красавчика, но каждая неудачная попытка отвлечься выводит его из равновесия. Как это вынести, как из этого вылезти? У Адама не осталось сил на наведение порядка, он лишь возвращает себе видимость порядка ровно настолько, чтобы смочь выйти из дому (и встретить Красавчика), чтобы снова оказаться (с Красавчиком) среди живых.

Красавчик крутится самозабвенно, пацаны смотрят на него удивленно, в такой форме давно его не видали, бейсболки долой, это что-то новое, прикольная композиция, и эта музыка, латино, она как-нибудь называется?

— Йерва кубана, — отвечает Красавчик, возвращаясь в нормальное душевное состояние; он с удовольствием кому-нибудь набил бы морду, потому что даже от танца у него не прошла та скука, которая напала на него, как только он свалил от докторишки. У того, по крайней мере, были хоть какие-то условия и спокойствие, у матери он уже при входе споткнулся о пустые бутылки и растянулся во весь рост — чудо, что не порезался, на кухне грязь, все липкое, о том, чтобы помыть посуду, нет и речи, а стаканы здесь без надобности, старуха лакает прямо из горла, от раковины несет мочой, потому что туалет на лестничной клетке, и как компания напьется, то им далеко ходить влом, а кроме того (и так уже бывало), выберется мать или кто-нибудь из вечно пьяных ее собутыльников в сортир, так ключом не могут попасть в замок и льют прямо на лестницу, соседи уже жаловались администрации, Красавчик еще тогда заступался, ручался, говорил, зачем, дескать, вам затевать ее выселение, подождите чуток, скоро у нее почки откажут и она вообще перестанет ссать, и даже дышать, но мать оказалась крепким орешком, хоть и живет в грязи, но ни денатурата, ни еще какого химического говна в рот не возьмет, она — королева паскудного района, самые опустившиеся бомжи приходят к ней с бутылкой, чтобы титьки потискать, у нее двери всегда открыты, кто хочешь — заходи, украсть уже нечего, мать, расхристанная, приглашает к нескончаемому застолью, лакают, икают, рыгают, засыпают, просыпаются, чем-то заедают, в магазин выйдут (неохотно, от выпитого у них непереносимость солнечного света) и снова то же; иногда кто-нибудь достанет свое опавшее тряхомудие, и старуха мучит его, терзает, но безрезультатно, на этой малине происходят оргии, переходящие в агонии, алкоголики в состоянии умирания теребят друг у друга давно не действующие органы, потому что как сквозь сон помнят доциррозные времена, когда пьянка сопровождалась дамско-мужскими заигрываниями, времена, когда они были способны переживать и другие, кроме как скорая опохмелка, виды удовольствия. У Красавчика есть своя отдельная комнатка через стену с комнатой матери, откуда по утрам выходят какие-то призраки и просят одолжить пару злотых; Красавчик ненавидит их, поэтому не одалживает, но дает заработать: пойдешь в магазин на четвереньках — получишь пятерку, а если к тому же на поводке — целую десятку; они знают эти его приколы, иногда приходят по двое сразу, чтобы хватило на пол-литра, Красавчик тогда ведет до магазина на углу пару человеческих собак, но и эти забавы перестали тешить его, потому что алкаши давно забыли, что такое унижение, и достоинство пропили еще раньше, чем здоровье, днем зарабатывают себе разными пьянчужными способами: когда углядят кого-нибудь нового в баре, спрашивают, поставит ли им пиво, если съедят его кружку, или, когда от зубов осталось только воспоминание, прохаживаются под линией фуникулера, у людей из карманов всегда что-нибудь да выпадет — иногда мелочь, а бывает, что и весь кошелек, но это заработок неверный, сезонный и отнимающий много времени, так что лучше всего что-нибудь вытянуть из парня, Красавчик — добрый вор, непьющий, у него при себе всегда что-нибудь есть, правда, иногда он любит подурачиться, прежде чем добавит до бутылки. Красавчику не больно-то охота возвращаться в грязь, у доктора он мог, по крайней мере, нормально помыться, у матери ночью тараканы из щелей лезут, а по утрам пропойцы пристают к нему, клянчат деньги, Красавчику больше не хочется туда входить; смрад пьяного пота, дешевого курева, выпивки, пролитой на линолеум, начинают отступать под напором смрада смерти, которая, вместо того чтобы прибрать к себе какой-нибудь из этих человеческих останков, позволила втянуть себя в беспробудное питье, — того и гляди, ее саму пошлют в магазин за выпивкой; Красавчик не знает, что он сказал бы стучащей в его дверь смерти, явившейся попросить пять злотых; он предпочитает мыться в своей комнатке над раковиной с краном, из которого идет только холодная вода, ему снова придется сбрить все волосы на голове, потому что немытая голова чешется, особенно ночью, спать невозможно; короче, тоска безумная — вроде как докторишка фраер, пидор, петух, но давал Красавчику что-то вроде ощущения нужности, а теперь черт знает что внутри, вокруг и вообще, и отплясаться от этого не удастся, йерва кубана; может, какой-нибудь скачок поправит дело?