Александр Петров - Меморандум

А потом несколько блаженных дней, пока не замарался, пока не скатился с небесной высоты в трясину греховного болота, пока живет в сердце ощущение образа Христа — как сквозь Павлово мутное стекло пробиваются в суетливый полумрак твоей души такие дивные и непонятные озарения, что впору замереть в счастливом восторге и полностью отдаться погружению в те глубины и восхождению в те высоты, откуда сверкает немеркнущий божественный свет, зовущий в Отчий дом — Царство небесное.

Чем еще объяснить, как не даром свыше, те прозрения небесных красот, которые внезапно нахлынут, обольют волной света и сойдут на нет; те прозрения истины, которые вдруг мощным прожектором осветят твой земной путь, чтобы ты еще и еще раз убедился в том, что не напрасны твои скорби, не тщетны твои боли и мучения поиска смысла жизни. Свет истины разгоняет сомнения в любви Божией к нам, детям Его. Ибо если все происходит по воле Божией, в которой всё есть любовь, то чего и бояться, чего сомневаться! Что остается после нежданного откровения? Смиренный покой в душе, крепкая вера и светлая надежда на будущее обещанное блаженство вечной любви в Доме Господа нашего Иисуса.

По возвращении со Святой земли у меня появилось увлечение — стал изучать себя в новой, так сказать, ипостаси. Первое, что обнаружил: деньги перестали нести в себе всесильный магический смысл, то есть попросту обесценились. Зарабатывать презренный металл стало противно, и только старец Фома остановил меня от вступления в ряды нищих, благословив продолжить работу в светской организации, обещая раскрыть надо мной зонтик своего молитвенного прикрытия.

Во-вторых, отношения с женщинами вышли на уровень исключительно платонический. Отныне, чем краше и обаятельней женщина приближалась ко мне, тем более тревожный сигнал опасности поступал из сердца в мозг.

В-третьих, красота внешняя, природного происхождения, плотская… превратилась в подобие картины маслом: сегодня есть, а завтра покроется трещинами, рассыплется в прах. Зато внутренняя красота духовного человека при внешней убогости засияла бесценным бриллиантом в тысячи карат.

И еще одна новость, которая сначала несколько обескуражила. Я перечитал прежде написанные два романа, повесть и с полсотни рассказов, и… выбросил их в урну для бумаг. С каждой страницы игриво кривлялись нечистые духи, требуя поклонения и воздвижения на престол. Неужели я был так слеп, принимая падших ангелов за Божиих! Неужели в моем сознании на протяжении прошлой жизни столь противоположные понятия, как любовь и похоть, радость благословенной трапезы и обжорство, благополучие и жадность, сарказм и оправдание, грех и благодеяние — так спутались, тесно переплелись, что я и не заметил, как создал не полезные для души произведения, а натуральный словесный яд!

Досталось также многим некогда любимым книгам: больше половины библиотеки я изъял из стеллажей и нагромоздил на стол горкой для переноса их в мусорный контейнер.

Даша на следующий день, печально взглянув на меня, с непередаваемой кротостью перенесла книги и мои рукописи в свою комнату, где аккуратно расставила по полкам и прочим горизонтальным поверхностям. Наверное, она еще раз перечитала мои «нетленки», потому что на следующий день за ужином между прочим сказала, что из моих листочков можно извлечь немало пользы, если чуть-чуть приложить усердие. Ночью перед моим внутренним зрением пролетели те события, встречи с людьми, счастливые мгновенья, которые отразились в моих рукописях, и до меня дошло, что это всё дарил мне мой Господь и относиться к ним необходимо бережно. За утренним кофе следующего дня я выразил согласие и попросил вернуть рукописи обратно, обещая больше не покушаться на них гневной десницей.

Нет, что ни говори, а переделывать нечто уже написанное тобой, та еще мука. Ведь когда пишешь, скажем, роман, ты ваяешь нечто цельное, логически осмысленное, со всеми литературными атрибутами, вроде завязка — конфликт — развязка — финал. Так что переписывать книгу, это примерно, как делать операцию собственному ребенку: страшно и весьма ответственно. И все-таки мне пришлось этим заняться, разумеется после благословения старца.

Переписать заново получилось только два рассказа, остальные «нетленки» разобрал на запчасти и поместил в картотеку для дальнейшего использования в качестве памятки или, к примеру, дневника. В конце концов, писал я по большей части на основании реальных фактов жизни моей и моих близких.