Жан Фрестье - Изабель

Однажды он сказал: «Я приглашаю тебя на ужин». В тот вечер у нас не было занятий, и мне пришлось придумать для мамы уже не помню какую историю, чтобы оправдать свое позднее возвращение с курсов. Мать Бернара никогда не ужинала дома, довольствуясь бутербродом, который съедала в перерыве между двумя фильмами. А возвращалась она не раньше двух часов ночи. Вот и все.

— Что?

— Конец первой части.

Полю захотелось узнать всю историю до конца.

— Начнем с того, что ужина не было. Мы просто о нем забыли. Бернар показал мне свою комнату, книги, рисунки. Он хорошо рисовал.

— И не включил музыку?

— Нет, музыки не было. Нам и так было хорошо вдвоем. Не прошло и четверти часа, как он продемонстрировал все, что могло показаться мне интересным. Затем он с самым невинным видом предложил мне раздеться. Я сняла одежду и легла перед ним на кровать. Он долго сидел рядом и смотрел на меня, время от времени повторяя, что я прекрасна, затем положил мне голову на грудь. Ну и что ты еще хочешь, чтобы я рассказала?

— О, ничего! Тебе было хорошо?

— Да, сразу же.

— Тебе повезло.

А про себя он подумал: «Ничего удивительного с такой матерью, как твоя. Похоже, что наследственность сыграла определяющую роль в этой истории».

— Ты даже не можешь себе представить, — продолжила Изабель, сомкнув ладони, — какой это был замечательный любовник. Он не сводил с меня глаз и думал только о том, как доставить мне еще большее удовольствие. Я была от него без ума и пребывала в таком возбужденном состоянии, что первое время не могла ночью сомкнуть глаз, засыпая только под утро коротким, полным видениями сном. А за обедом клевала носом в тарелку. Мама, почувствовав неладное, послала меня к врачу. Мне было хорошо, и я была счастлива.

— Ты распевала арию Луизы.

— Какой Луизы?

— Из оперы, помнишь: «С того самого дня, когда я отдалась тебе!»

Она пожала плечами. Ее нисколько не удивили насмешки отца, ибо она понимала, что он изо всех сил пытался скрыть свое плохое настроение.

— И так продолжалось целый год.

— И что же в конечном счете произошло?

— То, что я никак не ожидала от себя самой. Но мне трудно говорить об этом…

— Выкладывай же все до конца.

— Мне понравилось заниматься любовью ради удовольствия, которое я получала, что стало для меня настоящим открытием. Ведь я думала вначале, что испытывала блаженство из-за любви к Бернару.

— А все оказалось гораздо проще.

— Вот именно. Вначале мне никто не был нужен, кроме него. А немного погодя мне в голову пришла одна мысль… Я могла бы даже указать день, час и место, когда я подумала о том, что удовольствие можно получить всякий раз, когда захочешь, и для этого есть множество способов.

— Ты превратилась в нимфоманку.

— Ты можешь называть это как угодно, — сказала она. — Мне ничуть не стыдно, ибо я не могла справиться с собой.

— И Бернар в конце концов догадался.

— Возможно. Я продолжала встречаться с ним, но в моей жизни были и другие парни. И постепенно нашей близости, длившейся к тому времени полгода, пришел конец. Нас разлучили приятели и подружки, кочевавшие из одной компании в другую, которые то и дело сколачивались и снова разваливались, а мы с Бернаром виделись все реже и реже. Я не испытывала к нему былой привязанности. И все же у нас все было прекрасно, когда мы встречались. Но мне было хорошо и с другими парнями. В августе прошлого года он уехал в Исландию, где проходили съемки фильма, в котором ему наконец дали какую-то достаточно заметную роль. По возвращении он приехал в Сент-Трофим. Я встретилась с ним раза два или три. Затем он улетел в Париж.

— Он нашел, что ты изменилась?

— Вот его слова: «Когда я был в Исландии, то часто вспоминал о тебе. Теперь же мне кажется, что ты осталась в Париже. И я уезжаю туда, где ты пребываешь душой». С тех пор я больше не видела его. И думаю, что теперь это уже и не так важно.

— И ты снова думаешь о нем?

— Нет, это не так.

Она легла рядом с Полем:

— Ты можешь немного подвинуться? Положи руку мне под голову.

Ей пришлось вытянуть правую ногу вперед, чтобы не упасть с узкого дивана. Она едва не придавила Поля своим телом, а губы ее почти касались его уха. Потому-то она и понизила голос.

— В этом году он не выезжал на побережье. А я не могла не приехать. Мне показалось, что моя жизнь ничуть не изменилась. А потом произошел тот досадный эпизод, в сущности, довольно мерзкий… И я вспомнила Бернара. Однако вовсе не потому, что сожалела о чем-то. Мне было грустно потому, что я никогда уже не буду такой, какой меня знал Бернар. Ты понимаешь?