Джек Керуак - Ангелы Опустошения

– Эй полегче! – вопит Пенни когда его безумные локти лупят ее. На вид он безумен до того что ограбит банк или пришьет фараона. Глядя на него можно было бы подумать что на него в Оклахомском Отростке в 1892-м был объявлен розыск. От его вида сам Дик Трейси [67]задрожал бы прежде чем Коди продырявил бы ему башку.

Но затем на Маркете начинают наличествовать хорошенькие девчонки и вот катит Кодино описание.

– Во какая. Недурна. Видишь вон втюхивает в магазинчик. Миленькая жопка.

– Ох ты!

– Не такая миленькая как вон та – хмм – славный перед, славные бока – не хиппи – флиппи-диппи.

Флиппи-диппи, тут он забывается и когда вокруг дети то все они с ума сходят от хохота и врубаются. Однако со взрослыми никогда он валить дурака не станет. У падающей звезды милосердия должно быть постное лицо.

– Вон еще одна. Ну не уматнейшая ли милашка, а?

– Где где?

– Ох мужчины.

– Давайте пожрем! – мы едем есть в Чайнатаун, завтрак, возьму себе кисло-сладких ребрышек и утку в миндале запью апельсиновым соком, уф.

– А теперь детки я хочу чтоб вы поняли что сегодня день всех дней, – объявляет Коди в кабинке ресторана, перетасовывая свои беговые формуляры из одного кармана в другой, – и ей-богу, – грохнув по столу, – Я точно возмещу свои поте-ри, – как У. К. Филдз, и тупо смотрит на официанта который проходит но не останавливается (кошак-китаец с подносами), – Нас здесь остракируют, – вопит Коди – Затем когда приносят заказы он получает свою обычную яичницу с ветчиной на завтрак или обед, как в тот раз когда мы привели Г. Дж. в «Устричный Дом Старого Союза» в Бостоне и он заказал свиные отбивные. Мне приносят целую утку в миндале и я еле могу ее доесть.

В машине нет места, выпирают какие-то откоряки, высадить Пенни на углу и махнуть дальше повидать эту новую Кодину фаворитку которая там живет и мы яростно паркуем машину и выбегаем и в комнату, вот она в облегающем платьице делает прическу перед зеркалом и мажет губы, говорит

– Я еду к фотографу-филиппинцу сниматься голой.

– Ох ну не мило ли, – говорит Коди с чрезвычайной елейностью. И пока та наводит у зеркала марафет даже я не в силах оторвать глаз от ее форм, которые совершенны насмерть, а Коди просто вылитый маньяк с какой-нибудь никогда не опубликованной особо порнографической фотки стоит сразу у нее за спиной весь подтягиваясь к ней, близко, не прикасаясь, пока она либо замечает либо не замечает, либо ни то ни другое, а он глядит на меня с мольбой на губах, и показывает на нее, и формует и лепит ее своей свободной рукой, не прикасаясь, я стою наблюдая за его неимоверным спектаклем потом сажусь он продолжает по-прежнему она продолжает накладывать свою помаду. Чокнутая ирландская девчоночка по имени О’Тул.

– Чувак, – наконец произносит она и подходит и берет косячок и раскумаривается. Я глазам своим не верю а под конец в комнату заходит трехлетний пацанчик который говорит что-то в высшей степени разумное своей матери типа «Мама, можно мне принять ванну детскими глазками чувак?» что-то вроде этого, или же: «Где моя детская игрушка с которой я смогу быть мальчиком», на самом деле – Затем входит ее муж, кошак из «Погребка», я видел как он там тусуется и бегает. Я высочайше проверяюсь этой ситуацией и пытаюсь выкарабкаться из нее если возьму книжку (Дзен-Буддизм) и начну читать. Коди до лампочки, но мы готовы идти, довезем ее до самого ее фотографа. Они опрометью выскакивают я следом за ними но книжка у меня в руках, и приходится сбе́гать обратно и снова позвонить в дверь (пока Коди руковокружит хорошенькую Миззис О’Тул) а ее муж глядит на меня с верха лестницы и я говорю

– Я забыл про книжку, – и взбегаю и протягиваю ему ее, – В самом деле забыл, – а он вопит сверху

– Я знаю что забыл, чувак, – абсолютно хладнокровно и совершенная пара.

Мы высаживаем ее и заезжаем за Рафаэлем.

– Ну не славненькая ли она милашечка, ты врубаешься в это платьице, – и тут мгновенно он обезумевает. – Теперь из-за одной вашей телеги зацепить этого Рафаэля мы опоздаем на ипподром!

– О Рафаэль клевый парень! Честное слово я знаю! – В чем дело тебе он разве не нравится?

– Он из тех которые не рубят – эти сольди —

– Ох среди них тоже бывают грубые и гадкие, – признаю я, – но Рафаэль великий поэт.

– Ох можешь елозить тут как тебе заблагорассудится но я не могу все-таки его понять.

– Почему? Потому что он вопит все время? Так это он просто так разговаривает! – (А это так же хорошо как и молчание, так же хорошо как и золото, я мог бы добавить.)