– У меня много видений на этом месте бывает, – говорит Бык, уже серьезно, рассказывая мне о своей книге.
По сути я болтаюсь в его комнате по нескольку часов в день хотя теперь и у меня есть великолепная комната на крыше, но ему хотелось чтобы я тусовался тут примерно с полудня до двух, затем коктейли и обед и большую часть вечера вместе (очень формальный человек) поэтому мне случалось сидеть у него на кровати читая когда зачастую, перепечатывая свою историю, он вдруг сгибался напополам от хохота с того что сам наделал и иногда даже скатывался на пол. Странный сжатый смех исходил из его желудка когда он печатал. Но чтобы никакой Трумен Капоте не подумал что он просто машинистка, [169]иногда он выхватывал ручку и начинал корябать по машинописным страницам которые швырял через плечо когда заканчивал с ними, будто Доктор Мабузе, пока весь пол не усыпался странным этрусским шрифтом его почерка. Между тем как я сказал все волосы были у него набок, но поскольку это лежало в основе моего беспокойства о нем он дважды или трижды отрывался от своего писательства и говорил глядя на меня искренними голубыми глазами:
– Знаешь ты единственный на свете человек который может сидеть в комнате когда я пишу и я даже не знаю здесь ты или нет? – Великий комплимент, что и говорить. Делал я это просто тем что сосредоточивался на своих собственных мыслях и просто грезил себе, нельзя мешать Быку. – Неожиданно я отрываю взгляд от этого ужасного прикола а ты сидишь и читаешь этикетку на коньячной бутылке.
Саму книгу я предоставлю смотреть читателю. «Обнаженный ужин», вся она про рубашки синеющие при повешениях, о кастрации и извести – Великие ужасающие сцены с воображаемыми врачами будущего лечащими машинных кататоников негативными наркотиками чтоб они смогли стереть всех людей с лица земли но когда это свершено, Безумный Доктор остается один с самоуправляемым самомагнитофоном который он может изменять или редактировать по желанию, но никого не остается, даже Чико Альбиноса-Мастурбатора на Дереве, чтобы это замечать – Целые легионы говнюков заплатанных как перебинтованные скорпионы, что-то типа этого, вам самим надо прочесть ее, но так ужасно что когда я попытался было начать ее перепечатывать аккуратно через два интервала для его издателей на следующей неделе у меня покатили ужасные глюки в комнате на крыше – вроде вытягивания бесконечных колбас у себя изо рта, из самых своих кишок, целые футы колбас, всё вытягиваешь и вытягиваешь весь ужас того что видел Бык, и писал.
Вы можете говорить мне про Синклера Льюиса великого американского писателя, или про Вулфа, или Хемингуэя, или Фолкнера, но никто из них не был так честен, если не называть… но нет это и не Торо.
– Почему всех этих молоденьких мальчиков в белых рубашках вешают в известняковых пещерах?
– Не спрашивай меня – Я получаю эти послания с других планет – Я очевидно некий агент с другой планеты но еще не совсем ясно расшифровал свои приказы.
– Но зачем весь этот мерзкий ревм – все эти вы-де-ле-ни-я.
– Я высираю свое образованное среднезападное прошлое раз и навсегда. Все дело в катарсисе где я говорю самое ужасное что могу придумать – Ты только представь, самую кошмарную грязную склизкую ужасную черномазую позу из всех возможных – К тому времени как я закончу эту книгу я стану чист аки ангел, дорогой мой. Эти великие экзистенциальные анархисты и террористы так называемые никогда даже о своей собственной обоссанной ширинке не упоминали, дорогуша – Им следует ворошить палками собственное говно и анализировать его во имя общественного прогресса.
– Но куда нас все это говно заведет?
– Давай просто избавимся от говна, вот ей-бо Джек. – Он извлекает (4 часа пополудни) коньячную бутылку дневного аперитива. При виде ее мы оба вздыхаем. Бык так много страдал.
Четыре пополудни это примерно то время когда заглядывает Джон Бэнкс. Джон Бэнкс – симпатяга-декадент из Бирмингема Англия который раньше был там гангстером (он говорит), позже перешел на контрабанду и в самом своем расцвете лихо вплыл в Танжерскую Бухту с контрабандным грузом в своем шлюпе. Может он просто работал на углевозах, я не знаю, поскольку от Бирмингема до Ньюкасла не так уж далеко. Но был он голубоглазым горячим удалым псом из Англии с ихним выговором и Хаббард его просто любил. По сути всякий раз когда я навещал Хаббарда будь то в Нью-Йорке или Мехико или Ньюарке или где-нибудь еще у него там всегда в фаворитах бывал raconteur которого он где-то отыскивал чтоб тот потчевал его великолепными байками за коктейлем. Хаббард взаправду был самым элегантным англичанином в мире. Вообще-то у меня были глюки о нем в Лондоне где он сидел перед клубным камином с прославленными врачами, бренди в руке, рассказывал истории о мире и смеялся «Хм хм хм» из глубин желудка сгибаясь, как громадный Шерлок Холмс. На самом деле Ирвин Гарден этот сумасшедший Провидец как-то сказал мне довольно серьезно:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу