Джек Керуак - Ангелы Опустошения

Что мы все скитаемся сквозь плоть, пока голубка взывает к нам, назад к Голубке Небесной —

Поэтому я писал в честь вот этого, и у меня были друзья вроде Ирвина Гардена и Коди Поумрея которые говорили что у меня все получается ништяк и ободряли меня хотя я на самом деле был чересчур сладостно безумен для того чтобы прислушиваться даже к ним, я б все равно это делал – Что это за Свет что сносит нас вниз – Свет Падения – Ангелы по-прежнему Падают – Какое-то объяснение типа этого, едва ли предмет для Семинара в Нью-Йоркском Универе, поддерживало меня так чтобы я мог пасть вместе с ним, вместе с Люцифером, к Буддовому идеалу эксцентричного смирения – (В конце концов, почему Кафка написал что он вот такенный Таракан) —

И к тому же не думайте что я такой уж простачок – Развратник, судовой дезертир, лодырь, накалывал старушек, даже педиков, идиот, нет пьяный младенец-индеец когда напьюсь – Получал дюлей отовсюду и никогда не давал сдачи (разве что когда был молодым крутым футболистом) – По сути я даже не знаю чем я был – Каким-то лихорадочным существом разным как снежинка. (Вот заговорил как Саймон, грядущий впереди.) Как бы то ни было, дивная каша противоречий (ничего так себе, сказал Уитмен) но более подходящая для Святой Руси XIX столетия чем для вот этой современной Америки стриженых затылков и угрюмых харь в «понтиаках» —

«Все ли я высказал?» – спросил Лорд Ричард Бакли [98]перед смертью.

Посему заварка была такова: – парни ехали в Мехико встретиться со мной. Снова ангелы опустошения.

Ирвин Гарден был художником как и я, автором великой оригинальной поэмы «Взвой», но ему никогда не требовалось уединения как в нем нуждался я, его постоянно окружали друзья и иногда десятки знакомых которые приходили к его двери бородатые тихонько постучавшись среди ночи – Ирвин никогда не бывал без собственного близкого окружения, как вы уже видели, начиная со своего спутника и возлюбленного Саймона Дарловского.

Ирвин был педик и признавался в этом публично, таким образом вызывая толчки от Филадельфии до Стокгольма как в вежливых деловых костюмах так и в футбольных тренировочных штанах – На самом деле, по пути на встречу со мной (а я не педик) в Мексику Ирвин полностью разделся на поэтическом вечере в Лос-Анджелесе когда кто-то из публики заорал «Это в каком же смысле, нагая ?» (имея в виду как он пользовался выражениями «нагая красота» или «нагие исповеди» в своих стихах) – Поэтому он разделся и встал совсем голый перед мужчинами и женщинами, но вместе с тем довольно четкой и спокойной толпой бывших парижских экспатриантов и сюрреалистов —

Он ехал ко мне в Мексику вместе с Саймоном, светловолосым 19-летним пареньком русских кровей который в самом начале педиком не был но влюбился в Ирвина и в Ирвинову «душу» и поэзию, поэтому обслуживал своего Мастера – Ирвин гнал перед собою в Мексику табунчик из двух других мальчишек, одним был младший брат Саймона Лазарь (151/2) а другим Рафаэль Урсо из Нью-Йорка великий молодой поэт (тот самый кто написал впоследствии «Атомную Бомбу» и журнал «Тайм» перепечатал ее кусок чтоб показать как смешно но все ее полюбили) —

Перво-наперво, кстати, читателю следует знать что став писателем я познакомился со многими гомосексуалистами – 60 % или 70 % наших лучших писателей (если не 90 %) педики, из-за мужского секса, и вы неизбежно встречаетесь с ними и разговариваете и обмениваетесь рукописями, встречаете их на вечеринках, чтениях, повсюду – Это не мешает писателю-негомосексуалисту быть писателем или общаться с писателями-гомосексуалистами – Тот же самый случай с Рафаэлем, который «знал всех», как и я – Я мог бы предоставить вам список гомосексуалистов в искусстве в милю длиной но нет смысла сильно извлекать цимис [99]из относительно безобидного и четкого положения вещей – О вкусах не спорят.

Ирвин писал и говорил что они приедут через неделю поэтому я спешил и закончил свой роман всплеском энергии как раз к дате их приезда, но они опоздали на две недели из-за дурацкой остановки в Гвадалахаре по пути чтоб навестить там какую-то скучную поэтессу. Поэтому я в конце концов просто сидел на своей tejado [100]крыше поглядывая вниз на улицу ожидая пока Четверка Братьев Маркс не придет пешком по Орисабе.

Между тем Старина Гэйнз также волновался об их приезде, от лет изгнания (вдали от семьи и правосудия в США) он стал одинок и к тому же знал Ирвина очень хорошо по прежним дням на Таймс-сквер когда (в 1945) Ирвин и я и Хаббард и Хак бывало тусовались по съемным барам просвещаясь по части наркотиков. В те дни Гэйнз был в зените своей славы пиджачного вора и иногда бывало читал нам лекции по антропологии и археологии перед статуей Отца Даффи, [101]хоть его никто и не слушал. (Именно мне в конце концов стукнула в голову великая мысль послушать Гэйнза, хоть Ирвин тоже, даже в самые первые дни.)