Элеонора Раткевич - Ближе смерти и дальше счастья

— Добрый день.

— Переход разрешен. Введите координаты.

Одри скормила компьютеру координаты избранной планеты. Снова пауза. Очень долгая.

— Носитель найден. Повторяю разрешение перехода. Пройдите в переходный отсек.

Одри ввела в компьютер традиционную формулу благодарности. И получила в ответ столь же неизменное: «Удачного перехода, наблюдатель Брентон».

Одри быстрой, стелящейся походкой влетела в переходный отсек, нашла дверь с табличкой «О. Брентон», потом в комнату, не сбавляя темпа, молниеносно разделась, села на постель и быстро всунула запястья и лодыжки в кольца датчиков — их наблюдатели честили наручниками. Легла. Задержала дыхание. Все, надо успокоиться, нельзя так, это сумасшествие. Чем скорее она успокоится, тем быстрее закончится переход. Все, все, все. Все. Уже все. Закрой глаза. Колючая прохлада ложится на веки, они тяжелеют, датчики прижимают их. Тысячи игл касаются головы, каждая обжигающе холодна. Несколько датчиков присасываются под левой грудью. Трубки дыхательные, питательные, выводящие. Одри повторяет обычные мысленные круги. Переходит на сужающуюся спираль. Одно счастье, что в эту минуту сознание частично отделяется от тела, иначе унизительность процедуры была бы нестерпимой. Еще виток, ниже. На этой стадии отключения Одри всегда видела свое тело извне. Она не знала, кажется ей это или нет. Кстати, а у других наблюдателей тоже так? Вечно она забывает спросить. Но сегодня на ее месте лежит другое обнаженное тело. В паутине кабелей, трубок и датчиков смуглая кожа Счастливчика Рича дышит шелковым блеском.

Мысль Одри вздрогнула, сбилась, снова перешла на круг и смятенно прошла его четырежды. Возвращение на спираль. Резким рывком. Кажется, удачно, иначе все началось бы сначала.

Еще виток.

Стеклянный купол опускается.

Еще виток. Еще. Уже. Глубже. Есть!

Спираль сомкнулась в ослепительную точку, и Одри наконец устремилась в эту точку, рванулась и замерла.

Переход завершился.

Все очень просто. Полеты к далеким звездам отнимают немыслимую бездну времени. Куда проще и быстрее переносить одно только сознание. Еще в далеком прошлом люди предвидели подобную возможность. Но в старых романах — а под их влиянием и в новых опытах — для переселения подбирали бессознательное тело. Безнадежного кретина, например, или больного с потерей памяти. Не сразу, конечно, но порочность подобного выбора сделалась совершенно ясна.

Земной опыт не годится на другой планете. Тем более невозможно инородному сознанию затеряться среди туземцев. После первых неудач систему поиска переориентировали, и она стала выбирать других носителей. Не только не дебилов — напротив, очень умных, с большим жизненным опытом. Иногда это были писатели, актеры, ученые, изредка попадались жрецы и властители, но чаще всего временный приют агентам Управления давали авантюристы всех мастей и калибров. Кем окажется носитель, агентам обычно не сообщали: любая предварительная информация, как правило, мешала последующему контакту.

Конечно, это аморально — забираться в чужое сознание, ясное дело. Поэтому практика Управления поначалу встречала бешеное сопротивление в массах. Чего именно боялись, трудно сказать. Не прямой подсадки в свой мозг сопланетника — это как раз было технически невозможно. И даже, пожалуй, не принципа «как аукнется, так и откликнется». Мол, покуда наши наблюдатели в чужих телах торчат на Проционе, агенты с какого-нибудь Сириуса отсиживаются в нас самих. Скорее это было здоровое отвращение ко всему аморальному и ненормальному.

Потому что это ведь ненормально и нездорово — управлять чужим телом и знать чужие мысли, как свои. И с ощущениями накладка. Компьютер выбирал носителя, исходя из его образа жизни, склада ума, характера, насколько все это вместе взятое соответствует задаче, стоящей перед наблюдателем, поможет носитель агенту или помешает. А вот на… как бы это повежливей… половую принадлежность чертовой железяке было глубоко наплевать, и рано или поздно мужчина-наблюдатель оказывался вброшенным в глубины сознания женщины-носительницы или наоборот. Хотя агенты знали, что это должно случиться, первый адаптационный шок всегда был ужасен. Потом привыкали. В результате вот уже пятьдесят лет, как появилась пословица «Наблюдатели не краснеют». Им было очень легко и неимоверно трудно в личной жизни. Агенты не могли не понимать друг друга. Поэтому любили чаще всего за пределами Управления, Сложно любить наблюдателя. А вот женились чаще всего в пределах профессии — и по той же причине. Став наблюдателем, Одри не раз подумывала, уж не за тем ли Рич уговорил прийти ее в Управление — сначала программистом, а потом и наблюдателем.