Аньес Мартен-Люган: У тебя все получится, дорогая моя

Я слышала ее голос, подсказывающий, что нужно распустить сборку, или удлинить низ, или спрямить складку, или подкорректировать вырез. Позднее она отправила меня на склад, и мы вместе выбрали ткань для ее последнего платья. Но и после этого она не покинула меня, внимательно наблюдая за тем, как я конструирую лекала, режу ткань. Настал вечер, и я решила оставить воспоминания о Марте здесь, в ателье, до завтра и вернуться домой к Габриэлю.

Он, однако, присоединился ко мне только посреди ночи, когда я уже давно была в постели. Мы яростно и молча занимались любовью, а потом мгновенно заснули в изнеможении.

Когда я проснулась, Габриэль уже ушел, и я завтракала в одиночестве. Дух Марты снова ждал меня в ателье. Я шила весь день, поливая слезами шелковый креп, который она так любила. Я выбрала черный цвет ткани – не в знак траура, а потому что он казался мне идеальным воплощением элегантности, тайны, мрачной стороны Мартиной натуры. Только стрекот машинки нарушал тишину, царившую в помещении, а может, и во всем здании. С первых этажей не доносилось ни звука, а на последних безраздельно властвовала смерть. Когда наряд Марты был готов, отутюжен и повешен на плечики, я отправилась в будуар и зашла в кабинку, как делала это при ее жизни. Я не стала задергивать занавеску и села на пуф напротив плечиков с платьем. Я долго всматривалась в него, представляя себе Марту, которая идет в моей модели, прямая, гордая, на высоченных каблуках, останавливается перед зеркалом. Сказала бы она и на этот раз: “Дорогая моя, идеально, как всегда”? Не вставая с места, я отправила эсэмэску Габриэлю:

Заказ выполнен.

Он ответил коротко:

Спасибо.

Я спросила:

Ты где?

В офисе, сейчас приду.

Действительно, дверь ателье хлопнула пять минут спустя, и я услышала его шаги. Габриэль подошел к Мартиному платью, протянул руку, собираясь его потрогать, потом передумал. Вытер глаза, повернулся ко мне:

– Спасибо. Она бы гордилась тобой.

– Правда? Ты думаешь, ей бы понравилось? – Мой голос дрожал.

– Наверняка.

Я впервые расплакалась при нем и постаралась побыстрее смахнуть слезы. Он подошел ко мне, взял за руки.

– Прости меня, – бормотала я. – Я здесь два дня и все время чувствую, что она рядом.

– Имеешь право плакать… Ты совсем вымоталась, это бросается в глаза.

Он притянул меня к себе и, положив руку на талию, вывел из примерочной. Когда мы оказались в ателье, Габриэль огляделся и тяжело вздохнул:

– Что со всем этим будет?

– Есть идеи?

– Никаких… Мне все досконально известно, кроме того, что следует делать после ее смерти. В любом случае после похорон мы уедем, ничего лучше нам не придумать, правда же?

– Я тебе уже говорила, все будет так, как ты хочешь.

– Нельзя нам здесь оставаться, это отравит нашу жизнь, она всегда будет нас преследовать. Мы должны идти вперед. Я в офисе готовлю наш отъезд, как мы договаривались. Последнее, что мне осталось, – организовать достойные похороны. Это ничего не изменит, но она покинет нас такой же блистательной женщиной, какой всегда была.

– Я помогу тебе.

Я положила голову ему на плечо, он тронул губами мои волосы:

– Пойдем домой?

Утром того дня, когда Габриэль опубликовал извещение о смерти Марты, я пришла в ателье, и на меня тут же посыпались заказы. Все знаменитости, когда-то собиравшиеся у нее, хотели явиться на похороны в лучшем виде. Ателье открывало свои двери в последний раз, и я решила ответить на вызов, чтобы почтить ее память и, быть может, немного смягчить острое чувство вины, будившее меня среди ночи, лишавшее аппетита, мешавшее смотреть в глаза Габриэлю. Он выглядел все более и более подавленным, тосковал по Марте, мучился угрызениями совести, вспоминая последние слова, которые ей сказал. Мне было больно на него смотреть.

Я была полна решимости справиться с гигантским объемом заказов и сделать все, что в моих силах. С самого утра я позвонила бывшим соученицам и попросила прийти сегодня же вечером. Филипп отказался от приглашения – он был раздавлен горем и полагал, что я больше не нуждаюсь в его помощи.

Я подготовилась к началу работы, проверила мерки всех заказчиц, выбрала ткани, подходящие к случаю и к индивидуальности каждой из них, начертила выкройки. Я глушила себя работой. Габриэль прислал Жака, он принес мне поесть. Когда пришли девушки, все было готово. Я объяснила, что от них требуется, и показала модели, которые нужно сшить в срочном порядке. Я расплачусь с ними, получив деньги от клиенток. Взамен я потребовала, чтобы они работали столько времени, сколько понадобится, и чтобы качество было на самом высоком уровне. Они согласились принять вызов вместе со мной. Я велела им вернуться домой и хорошенько выспаться в последний раз перед авралом и в заключение произнесла: “Жду вас завтра в ателье”. Когда они уходили, я проследила за ними глазами и неожиданно заметила Габриэля. Он стоял, прислонившись к дверному косяку. Габриэль кивнул девушкам, не отрывая от меня взгляда. Когда мы остались одни, он пересек комнату, взял меня за шею и привлек к себе. Поцелуй был грубым, он причинил боль израненным губам, но я даже не обратила внимания на боль, потому что в этот момент Габриэль был живым, реагировал на окружающий мир. Задохнувшись, он отпустил меня.