Катя Миллэй - Океан безмолвия

— А я не согласен. — Согласен. Просто не пойму, какое сейчас это имеет значение.

— Я знаю свою сестру.

— И я знаю твою сестру. — Знаю только то, что она мне рассказывает. Мелкие подробности, отдельные фрагменты своей жизни — в те дни, когда находится в особенно благодушном настроении или просто беспечна.

— Ты вообще знал, что у нее сегодня день рождения? — спрашивает парень. Я не отвечаю. — Не думаю. Как и то, что у нее есть брат, — судя по тому, какое у тебя было лицо несколько минут назад. Ты хоть задумывался о том, чего еще ты не знаешь? — Постоянно об этом думаю. — У нее своих проблем хватает, и лишние ей ни к чему. Оставь ее в покое.

Я не в восторге от того, что меня определили в категорию проблем.

— Если хочешь мне что-то сообщить, говори. Нет — вали из моего дома. Я не намерен жрать твою снисходительность.

Парень молчит. Не станет ее предавать. И, сколь бы мне ни хотелось знать, какого черта тут происходит, я уважаю его за это. Но не позволю выставлять меня негодяем. Мне хочется симпатизировать ему, но он начинает меня бесить.

— Любишь пользоваться слабостями запутавшихся девушек? Это твое хобби?

— А твое какое? Беспочвенные обвинения и запугивание?

Вода перестает шуметь, и я готов броситься в коридор, чтобы перехватить Настю до того, как она выйдет из ванной, но дверь отворяется прежде, чем я успеваю туда добежать. У меня даже не было возможности оставить ей сухую смену одежды. Она появляется из коридора, мокрая, обернутая в полотенце, и вся кровь отливает от моего мозга, а мой тупой член дергается, потому что это естественная реакция, когда видишь прекрасных, мокрых, обернутых в полотенца девушек, выходящих из твоего душа. Жаль, что я не могу насладиться столь восхитительным зрелищем, ведь… ну в самом же деле! Но сейчас не время, и, к счастью, мой член тоже сообразил, что рядом со мной стоит крайне рассерженный гость, и успокоился.

Настя открывает рот, собираясь что-то сказать, но видит брата и проглатывает слова. Не знаю, кто шире вытаращил глаза. Они вдвоем будто ведут между собой немой разговор. Не могу сказать, напугана она или пристыжена, но в присутствии брата выглядит более юной. Свистит чайник, а мы все настолько напряжены, что чуть не намочили штаны. Кроме Насти — потому что в данный момент никаких штанов на ней нет. Я перевожу взгляд с нее на ее брата и в итоге обращаюсь к ней:

— У нас гости, Солнышко. Кому налить чаю?

В конце концов ее брат понимает, что она не пойдет с ним, и уходит один. Интересно, сильно ей за это достанется? Я давно уже ни перед кем не отчитываюсь, для меня это не проблема, но у нее-то семья есть, и мне невдомек, как ей удастся избежать наказания за то, что она не явилась ночевать домой, пусть ей уже и восемнадцать. Однажды она проговорилась, что родители опасаются ее наказывать, но в подробности не вдавалась. Может, они тоже ее боятся? Она почти все время в моем гараже, но как объясняет это родителям, я не знаю. Если прежде они не думали, что мы трахаемся, то теперь-то уж наверняка в этом уверены.

— На диване ты спать не будешь, — говорю я, когда она достает из бельевого шкафа подушку и одеяло, которыми уже пользовалась.

— Ладно. Извини. — Она кладет их на место и оглядывается, ища свои ключи.

— Я тебя не прогоняю.

— Но ты же сказал…

— Я просто имел в виду, что на диване спать неудобно. Ложись на мою кровать. А на диване я посплю.

— Я не стану занимать твою кровать. Мне и на диване хорошо. Я уже спала на нем.

— И потому знаешь, что на нем неудобно.

— Это лучше, чем возвращаться к Марго и быть одной. Я не хочу лишать тебя кровати. — Она садится на диван, тиская на коленях подушку.

— Тогда спи со мной.

— Что? — Она вытаращила глаза, и я смеюсь.

— Не в том смысле. Просто спи. Кровать огромная — ты даже не заметишь, что я там.

— Сомневаюсь. — Она оглядывается, словно пытаясь что-то понять. — Как получилось, что у тебя в доме всего одна кровать?

— В комнате Аманды есть односпальная кровать, но ее уже не найти. Она погребена под грудой всякого хлама, который я начал складывать туда. От той, что стояла в моей прежней комнате, пришлось избавиться, когда для деда привезли больничную койку. Так что теперь у меня осталась всего одна большая кровать в родительской спальне. — Солнышко не смотрит на меня, но не от смущения, а потому что, похоже, мое объяснение ее удовлетворило.

— Неужели там так плохо? — Она направляется к комнате Аманды. Дверь туда всегда закрыта, и она никогда не была там раньше, но сейчас заходит.