Дибаш Каинчин - С того берега

На берегу этой разбивающейся о камни и воздух реки и стоит Каллистратов дом, уютно угнездившийся на таежной поляне. Двор окружен изгородью в два человеческих роста — сплошной лес, без щелочки, все прочно слажено.

В одном из окон заметен тусклый свет. Летом тут вообще не зажигали огня. Нечего рассиживаться при свете, надо спать, чтобы подняться с петухами и — работать. Коротка летняя ночь, как хвост у воробья. Но сейчас зажжена лампа, наверное, его, Учара, ждут.

Неподалеку от каллистратовского двора, окруженнего стеной-изгородью, темнеют островерхие аилы, избы и избушки, а то и просто сараюшки. В них живут алтайцы, перекочевавшие сюда недавно. Опасно стало жить, как раньше, в три-пять аилов — семей. Вокруг рыскают бандиты, грабят почем зря. Кучей все же лучше, можно и отпор дать. Алтайцы занимаются не только скотоводством, они также пашут землю, выращивают ячмень и картошку. Охотничают, рыбачат, короче, промышляют, кто как может. Многие алтайцы помогают Каллистрату, пашут его пашни, косят ему сено, пасут скот, строят. Или маралов ловят для питомника, панты режут. Новая власть запрещает держать батраков, потому что это — эксплуатация, но руки у новой власти до этого отдаленного уголка пока не дошли, а значит — все можно. Поэтому те, кто победнее, нанимаются к Каллистрату батрачить, кормятся от него. Каллистрат-то богат. Как говорится: от хлеба да отломится, от мяса да отрежется, от масла да капнет. Отламывается, отрезается, капает беднякам, они и не ропщут. Лучшего-то не видали.

Лишь только Учар выехал из леса на поляну, за изгородью свирепо залаял пес Тайгыл. Его лай тут же подхватили еще три собаки, забегали за изгородью, заскреблись, завыли. Горы вздрогнули, встрепенулись, все вокруг насторожилось. Собаки эти на ночь спускались с цепей, злые, что волки, разорвут любого, кто проникнет во двор. Каллистрат их всегда сам кормит. Иногда Учару, только что управившемуся со своими делами, захочется заодно и собак накормить, а Каллистрат тут же перехватит у него ведро в едой и пойдет сам. А если куда отлучается, кормит собак Федосья. Только ей доверяет это, больше никому. Батраков же к собакам не допускал совсем. К Учару собаки привыкли на охоте, к тому же они видят его каждый день, узнают его даже из-за изгороди. Даже шаг его коня отличают от других.

И тут собаки так радостно заскулили, зацарапали лапами по тесинам, что у Учара теплом согрело душу: узнали-таки.

— А ну, цыть, змеи! — послышался через некоторое время окрик Каллистрата. Он долго возился с засовами, крючками, цепями. Наконец отворил калитку. Весь сонный, но во рту дымящая самокрутка.

— Ну, как, паря, съездил? Все ли ладно?

— Плохо съездил. Совсем плохо, — оказал Учар.

— Я говорил, зря едешь, — досадливо прогудел Каллистрат. — Вода полая, большая, опасная. Просил же: подожди меня, управлюсь с пчелами, на пару и поплывем… — Он пригляделся к Учару повнимательнее и изумленно вскрикнул: — Постой! Да ты же голый и мокрый! Тонул, чо ли? Бегом в избу!

Учар соскочил с лошади, снял узду и недоуздок.

Из избы выглянула Аграфена.

— Однако, Учар приехал? — спросила она радостно и тут же пошла навстречу. Была она грузна, необхватна, а двигалась легко. — Пошто так припозднился-то? — заворчала она. — Небось ночью через Катунь переправлялся? Ой, беда с тобой, Учар! — И вдруг всплеснула руками. — О, господи… что с тобой? Поди, на коне плыл-то?

На коне.

— Лодки не нашлось? — спросил Каллистрат осуждающе.

— Лодка-то была. Ключи кто-то спрятал.

— Да разве рассудительный мужик так поступает? — стал он корить Учара. — Кто же так делает? Подождал бы до утра.

Учар виновато вздохнул и покосился на окно комнаты Федосьи. Там были задвинуты занавески. Может быть, она и глядит оттуда в щелочку, да незаметно, чтоб родители этого не увидели.

— Ой, что же это мы на дворе-то стоим? — засуетилась Аграфена. — Парень у нас ледышка ледышкой, а мы стоим, языки чешем. — Баню я днем топила. Не остыла еще. Беги-ка прогрейся ладом. А потом и ужинать. Федосья пирожков напекла…

Темно под крышей. Из единственного окошечка на востоке брезжит жидкий рассвет, от которого едва-едва светлеет. Пахнет березовыми вениками, развешанными на чердаке, кожами и тесом крыши. Днем кровля, сильно нагревается, и ночью здесь душно.

Учар лежит на своей постели, укрывшись шубой. В бане он хорошо прогрелся, поужинал и теперь отдыхает.

Каллистрат сидит рядом, тяжело задумавшись.

— Молодец, что ты все рассказал, — после долгого молчания произнес Каллистрат. — Спасибо тебе, сынок. Светлая у тебя душа.