Мария Голованивская - Пангея

Тамерлан внимательно посмотрел на сгорбившегося напротив Исаака и улыбнулся.

Улыбка его была ослепительна.

Отрытая, белозубая, немного беззащитная, детская.

— Я никогда не был бедным, хотя вы и считаете, что все мы бедные, — начал Тамерлан. — В детстве у меня были прекрасные учителя, как и у всех узбеков знатных родов. Меня учили разбираться в географических картах, я ездил верхом с трех лет, когда подрос, я увлекался военным искусством, ко мне привозили лучших сказочников, я беседовал с учеными. Ваш диктофон работает? Так вот, Юсуф был самым главным учителем, и поэтому я здесь и говорю с вами. С каждым нужно говорить. Это главный урок. А ты что можешь сказать мне?

— Я здесь, чтобы спрашивать, — стушевался Исаак.

— Вот в этом и есть ваша беда, — неожиданно громко сказал Тамерлан, — вы все время спрашиваете и считаете, что так можно. Вы — нация вопрошателей. И поэтому вы такие слабые. Разве мы когда-нибудь спрашиваем?

— У нас тоже есть такие, кто не спрашивает. Никогда не спрашивает. Платон, например, говорит…

Тамерлан перевел на него свой светлый, но уже потяжелевший взгляд — и Исаак остановился.

— Что вы сказали? — засмеялся он. — Я знаю этого вашего Платона, — медленно проговорил он, — я встречался с ним несколько лет тому назад на фестивале в пустыне. Вы знаете, что такое Burning Man?

— Я слышал, — робко отозвался Исаак.

— Он разгуливал там как чучело, как придурок, в меховой шубе. Обкуренный, полоумный. Он забавлялся дурацкими картинками, на которые ни один из приличных узбеков никогда и глаза не поднимет. И самое главное — он совсем не знает смерти, даже барана не сможет убить.

— Убить барана?

За окном послышались какие-то звуки, напоминавшие колокольный звон. Ну конечно, тут недалеко и церковь, и мечеть, старая часть города переливается колокольным звоном, возвещая о службе, на которую в обычные дни мало кто приходил. Заголосил мулла.

Тамерлан посмотрел на часы, резко встал, подошел к окну и замер, повернувшись спиной к Исааку.

— Я должен совершить намаз, — сказал он, — я выйду.

Он вернулся минут через десять. Где он совершал намаз — в сортире, коридоре, на балконе — Исаак не посмел его спросить. Он собрал все свои силы и с замирающим сердцем сказал:

— Вы не правы, говоря так о Платоне. Он — необыкновенный человек. И многие пойдут за ним. Он ведь часть каждого из нас: в нем живет прошлое, которое нам дорого, в нем есть вдохновляющая молодая сила, и он красив и честен — а этого всем не хватает, к нему хочется протянуть руку, чтобы взять и себе немного.

— Ну, Константин создал у вас голод, я понимаю. Кстати, что он сейчас?

Ситуация перевернулась. Тамерлан потрошил Исаака, пытаясь достать из него то, что было нужно ему, а не наоборот.

И Исаак выложил все, что знал: Константин хохочет, он не верит в опасность, он считает, что его обманывают, докладывая о волнениях. Он уверен, что нужно просто все раздавить, и никакой гной из-под ногтей не пойдет. Он утратил нюх, у него ослабло зрение, ковер, на котором он стоит, ходит ходуном от клановых свар, казна пуста, разворована, он кричит на воров, считая, что силой заставит их принести все назад, а они изображают испуг, но смеются за его спиной.

Еще немного — и толпы пойдут громить продуктовые магазины.

— Какие такие толпы? — Тамерлан поднял бровь. — Пока я не скажу, не будет толп. Что у вас за толпы? Кучка трусов, бездельников, маргиналов. Толпы хлынут, когда я открою кран.

— Но мы уже видим вас на улицах. О вас говорят. Поэтому я и здесь, — с чуть большим воодушевлением сказал Исаак, почувствовав, что Тамерлан придал ему хоть и крошечное, но значение.

— Это не толпы, — спокойно ответит он, — это тень нашей толпы. Это ее отсвет. Нас здесь в разы больше, чем вас, вы увидите.

— Значит, вы хотите взять власть? Лично вы хотите свергнуть власть и возглавить страну?

— Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах, так, кажется, вы говорите? Чудная поговорка! Разве он может смеяться? Но с Платоном я встретиться готов. Вот вам шанс войти в историю. Передайте ему, что я готов.

Исаак не успел возразить — Тамерлан быстро встал и вышел из комнаты, не оставив после себя ничего, даже стакана, из которого пил воду.

Исаак поискал его глазами, разнервничался окончательно и позвонил Нур.

— Это было страшно, — признался он.

Нур хихикнула, потом икнула.

— Да ничего у него никогда не получится. Или он тебя покусал?

— Он меня съел, — нашелся Исаак. — И он хочет повидаться с Платоном.