Мария Голованивская - Пангея

Был он прерван звонком и сейчас, хотя утро было самое что ни на есть позднее. Но день был воскресный, всю ночь она читала научную литературу и уснула только под утро, зная, что вставать ей на работу будет не нужно.

— Прости, Васса, это Кира, — голос в трубке дрожал и трепыхался, что Васса одновременно и ненавидела, и обожала, — ты знаешь, без экстренной необходимости я бы не позвонила тебе! Скорая уже была, но ты сама понимаешь, они — конченые идиоты и ничего не понимают.

— Говори.

— Он мычит и ничего не соображает.

— Кир?

— Да.

— Рассказывай подробно.

Кира плакала, рассказывала сбивчиво, все время прокручивая туда, назад, воображаемую запись вчерашнего вечера, в которой были большие пропуски и по ее вине, и по причинам объективным.

Если бы она могла восстановить точный ход событий, то выглядело бы это так.

— Война как феномен, кажется, уходит в прошлое, — проговорил Кир, ее муж (тот самый Кир, что сыграл преподлую роль по время случившегося много лет назад потешного переворота) за несколько минут до того, как в его мозгу натянулась и с отчетливым звуком «дзыньк» лопнула важнейшая струна, соединявшая в речевой зоне мозга два важных участка. — Уже невозможно представить себе, как на огромном поле сходятся орды озверевших мужчин, чтобы искромсать друг друга на куски мяса.

Он потянулся за зажигалкой, чтобы прикурить совсем уже остывшую трубку.

«Дзыньк! Дзыньк!»

Напоследок обведя глазами комнату, он скользнул взглядом по фото на стене: он, Васса, Майер, Клара, Федор. «Двое из пяти — того», — успел подумать он.

Кир обмяк в кресле, как будто от усталости прикрыв глаза. Не прикурив, даже не чиркнув, даже не крутанув колесика, которое должно было высечь искру из кремня.

— Пойдемте на кухню, — позвала Кира Константиновна, жена Кира, знавшая всех столичных бесов по именам и даже именем своим подыгравшая ему как нельзя лучше, — пока он думает над вашим вопросом, мы с вами сварим кофейку.

Выходя из комнаты, она ласково потрепала мужа по голове, и они двинулись с гостем на кухню, где их новенькая домработница румыночка Анита, взятая взамен старой, столетней, доваривала третий таз клубничного варенья.

— С этой дачей столько хлопот, — улыбнулась Кира Константиновна, — мы получили дом сорок лет назад, и за это время я ни разу не присела! И эта вечная клубника в июле — запах головокружительный и цвет, но куда потом девать столько варенья? Признаюсь вам — у нас забит весь подвал, не только прошлогодним, но и позапрошлогодним, но я варю, а что поделаешь. Чувствуете аромат? Да, кстати, а как вы стали журналистом? Давно пишете об ученых, об историках?

Ответа не случилось. На кухню, ковыляя, вошла старая одышливая спаниелиха и принялась с нелепым чмоканьем облизывать и без того уже начисто вылизанную миску.

— Пошла вон отсюда, — неожиданно заорала на нее Кира, — вот гадина, ходит здесь, воняет, слюной капает. Ненавижу эту тварюгу. Это Кир ее обожает, видите ли, — смягчившись добавила она, поймав на себе удивленный взгляд молодого человека.

Они вернулись в гостиную — просторную и захламленную одновременно, как это часто бывает на подмосковных старых дачах, и принялись разливать кофе.

— Кажется, он заснул, — шепотом произнесла Кира Константиновна, — умаялся сегодня, все утро просидел за работой.

— Ох, и я умаялся, — развздыхался молодой человек, — добирался до вас по пробкам целых четыре часа, хотя, если по-хорошему, тут и ехать-то не больше сорока минут.

Он достал телефон, сощурился:

— У вас тут интернет не ловит, что ли? Мне бы надо почту быстренько проверить.

— Подойдите вон к тому окну, — посоветовала Кира, — там лучше всего ловит, я всегда туда иду с ноутбуком, когда мне что-то нужно посмотреть.

— Вам?

«Дзыньк», — сказал в последний раз мозг Кира, уже не ему, совсем отключенному, а ей, в надежде, что она подойдет к волшебному окну и услышит сигнал, поставит чашку, забьет тревогу и спасет в этой голове хотя бы что-то из того, что там можно еще спасти.

«Иди туда, к нему, иди, — попросил ее и вошедшая в комнату одышливая шелудивая спаниелиха Тоби, — ну что ты сидишь здесь, когда он там почти уже умер».

— Да, в городе невозможно, — согласилась Кира, — так что же вы, так и будете писать о других? Вы ведь не так уж молоды, молодой человек. Не пора ли написать о себе?

— Я пишу и свое тоже, — смущенно проговорил он, — все это так, для заработка.

Он смутился, услышав свои собственные слова.