А ещё говорят: «Чего сложного в чабанской работе? Паси себе овечек… Печалиться не о чем, сердиться не на что. Вокруг горы, красота неописуемая, чистый воздух. Мяса — сколько хочешь. Молока — залейся. Идиллия! Изобилие! Не состаришься, не заболеешь».
Как бы не так!
Где бы чабан ни был, что бы ни делал, — дома ли он, на отдыхе, в командировке, здоров ли он, болен, расстроен, на воде и на суше, в небесах и под землей, — всюду он с овцами, всегда они в его сердце и думах. Когда вы едете по Чуйскому тракту или летите на самолете над Алтаем, в расщелинах гор, в ответвлениях долин тут и там увидите чабанские стоянки, а возле них одного или двух человек с отарой. Посмотрите на них с уважением, пошлите им мысленно самый сердечный привет.
Ах, овцы, овцы! Сыты они — кричат, хотят есть. Голодны — тоже кричат, хотят есть. Нет им никакого дела до чабана — устал ли он, болен ли, будни или праздник, срочное ли у него дело какое. Хоть помирай чабан, — овцам-то что? Отаре нужно пастись, делать свою единственную извечную работу. Машину или трактор можно выключить. А выключил — и спокоен: не убудет, есть-пить не попросит. А с овцами никогда покоя нет, ни днем, ни ночью. Карауль их от волков и недобрых людей, от капризов погоды. Любой пустяк может беды наделать. Скажем, ветер подует, затреплет чем-нибудь, загремит чем, а то и принесет шуршащий обрывок газеты или пленки — всю отару шарахнет в испуге, кинутся в один угол…
Чабан всегда, всюду не расстается с отарой, даже если и не дома он. Вызвали его на совещание, на слет передовиков или еще куда, проездил он несколько дней, вернулся и ворочает за двоих, за троих, потому что никто за него оставленную работу не сделал. Некоторые чабаны среди ночи вскакивают в гостиницах с криком: «Мои овцы!». Если чабан передовиком, депутатом-делегатом становится, его семье тяжело достается. Обычно отпускают его жалеючи: «Поезжай, отец, — с легким сердцем скажет жена. — Отдохни, наберись сил для работы».
Такой же человек чабан, как все. Спустился он в деревню на денек-другой, может и гульнуть. Ох, как на него косо тогда смотрят. А ведь иного и оправдать можно. Он, бедолага, месяц, а то и два света белого не видел. Одному тяжело. Не с кем поговорить, поделиться. Все твои думы, печали, заботы — в тебе. Не знаешь ты, что происходит в окружающем мире, вблизи тебя. Говорят, в деревнях глушь, отдаленность. Ха! Что же тогда про чабанскую стоянку сказать? Да, не диковинка сейчас транзистор у чабана. Только молчит он, как правило, транзистор. Нет к нему батареек. Электричества на стоянке нет, значит, нет и телевизора, нет остальных благ и удобств, которыми пользуются в самой отдаленной, самой захудалой деревне. А почта? Разве сорока на хвосте принесет! Раз в месяц газеты привезут — и на том спасибо. Редко когда заедет на стоянку бригадир или зоотехник, по необходимости — ветеринар. Раз или два в году заглянет парторг или председатель колхоза. Не чаше — автоклуб. Все же остальное время один-одинешенек чабан. И еще говорит: «Дай бог, чтобы никто не приезжал. Если начали досаждать, значит, неспроста это, значит, непорядок у тебя в отаре…»
Люди всякие. Есть такие, что завидуют чабанам. Говорят, жадные они, скупые. Что верно, то верно: заработок у чабана неплохой. Только тяжелые у него деньги, не просто достаются ему. Есть люди, которые работают, чтобы жить. Чабан живет, чтобы работать.
Чабан и овцы прочно связаны нервущимся арканом. Этот аркан и во сне чабана на привязи держит. Снится ему одно и то же, одно и то же: как он бежит и не может догнать овец, как начался в отаре мор-падеж, как у него потерялись овечки, а он ищет их и места себе не находит… А все отчего? Пропадет хоть одна — полмесяца, считай, задаром работал. Съели твоих овечек волки, задрал их медведь — половину стоимости тебе на шею повесят. А стрелять этих бандитов права не имеешь — их закон об охране природы бережет! Они же пакостят, за них же — плати! Как это понять? Почему такой закон? И захочешь отомстить хищникам, все равно не сможешь: нарезные ружья у чабанов давным-давно отобрали.
Ну, волки и медведи нападают редко. Без них чабаны теряют много овец. По полусотне, сотне, а то и больше. Не переводятся любители дармовых шашлыков, и добренькие, услужливые, щедрые не из своего кармана — глазом не моргнув, раздадут «нужным» барашков, да пожирнее. А лихие люди? Почему-то любых воров ловят, а из тех, кто овечек крадет, ни один не попадается! Потеряет чабан два-три десятка овец, и не надейся найти, сразу плати. Всей семьей плати.
Читать дальше