Дибаш Каинчин - Крик с вершины

— Сменил бы я Гнедого, — говорил Калап, — да в колхозе тягловых коней и так не хватает. И потом жалко его. Он не уросливый. А силы в нем! Вот нагружу на телегу в складе тонну соли или отрубей — в любую грязь довезу до стоянки.

Телега, громыхая и треща на кочках и кротовинах, медленно тащится вниз: «култ-калт, калт-култ…» За ней тянется черный извилистый след, который тут же заносит снегом. Снег налипает то на одно, то на другое колесо, они из круглых превращаются в эллипсообразные, с зазубринами, телега от этого кренится, резко бьется — трах! — то в одну, то в другую сторону.

Сегодня это пятый рейс Тукпаша по маршруту «стоянка — отара, отара — стоянка». Он уже перевез восемь овечек и одиннадцать ягнят. Калап наверху с отарой, следит, чтобы не удрала в горы, а Тукпаш подбирает и отвозит приплод.

«Чабаны-чабаны… — размышляет Тукпаш. — Какие они нужные в жизни люди! В жизни, для жизни… Как написать об этом? Как показать это? Необходимые люди. Великие труженики. Ведь их работа… Хотя бы сегодня… Во сколько раз масса отары превосходит собственный вес чабана, а во сколько раз больше его эти горы? В сравнении с этой снеговой тучей чабан — молекула, атом! А он не сдается, дух его крепок. Это они, чабаны, кормят и одевают весь мир. Человечество, конечно, питается и растительной пищей, но без мяса прожить не сможет. Особенно на холодном севере, среди гор или в песках пустыни. Да есть ли на земле места, где бы не держали скот? Нет такого места! Значит, Всюду есть такие работящие люди, которые выращивают животных, люди с ласковыми, добрыми сердцами. В Горном Алтае вряд ли кто не связан так или иначе со скотом. Алтай — пастух, чабан всей страны. Все работают, чтобы множился скот. Даже те, кто и в глаза не видел ни овечки, ни коровы, кто сидит-корпит над бумагами. И они живут и работают ради скота! Начиная с первого секретаря, и кончая вахтером на какой-нибудь базе…»

Чабан! Пасет он восёмьсот — девятьсот овечек. Весной, с приплодом, отара достигает полутора тысяч голов. И управляются с ними двое, в лучшем случае трое. Если одна овечка стоит примерно сорок — шестьдесят рублей, сколько же вся отара? И сколько дохода дают народу эти два-три человека? И мясо, и шерсть, и овчину, и приплод…

Бьется, старается чабан, чтобы овцы были сыты, справны, чтобы давали они больше мяса, шерсти, овчины, приплода. Только в справной отаре не будет падежа. И весь год в постоянном напряжении чабан. Легко ли выдержать такое? Выдерживает только мужчина из мужчин, молодец из молодцов.

А сколько всяких напастей против овечек и, значит, против него, чабана? Не перечесть! Чуть не так поступил, недоглядел, упустил, не придал значения, и начнется повальный мор. Все, все против овец: морозы, бураны, глубокие снега. Чего стоила прошедшая зима! Дождь, град, молния — тоже против овец. Ранняя зима плохо. Затяжная, нездоровая весна — еще хуже. Засушливое лето, куйгек — совсем худо. Птицы, звери, воры — все против овец. А каких только болезней у них нет? И ящур, и простуда, и понос, и копытница, и чесотка… А ленивые люди? Разве они не против овечек? Да, может быть, они-то и есть самые страшные их враги. Вот оставит чабан отару на жену, прогуляет в деревне. Или по осени все пастбища стравит, сена вдосталь не заготовит, кошару не утеплит, изгородь не починит. Даже просто не вовремя покормит, напоит, полечит…

Кроме нерадивого чабана, немало и других людей, от которых овцам большой вред. Это люди из управления, специалисты, снабженцы. От них зависит очень многое. Если эти люди работают спустя рукава, не обеспечивают чабанов самым необходимым, не пошлют ни автолавку, ни кинопередвижку, не знают запросов чабана, если не терзают их ночами думы о чабане, если не уважают они его труд, не жалеют, не заботятся о нем, — не жди добра. Не лучше, если эти люди поступают самоуверенно, не считаясь ни с чем, заставляют брать необдуманные, хвастливые обязательства.

Все, все против овечек. Чего только не случается с ними! Испугаются в кошаре или загоне — передавят друг друга. Упадет овечка на спину в рытвине какой, не сможет подняться, полежит немного, и раздуется, распухнет у нее живот — считай, пропала. То под дерево угадает в ветер, под обвал, под молнию, то в болоте завязнет, то ее меж камней защемит, то заблудится и к другой отаре пристанет… случается, и крыша кошары обвалится, и пожар стрясется. Могут овцы травы ядовитой наесться… И все это надо чабану предусмотреть, преодолеть, пройти, избежать и всегда сдерживать себя, не поддаваться панике, не кричать в испуге «калак-кокый!». Все должен испытать на своей шкуре, на своем горбу чабан, все вынести, пережить.