Марина Королева - Верещагин (Кончерто гроссо)

– А, да, конечно.

Он был явно рад встрече, уж не знаю почему. О себе я этого сказать не могла. Не то чтобы Доктор этот был мне неприятен, я о нем вообще не думала, но всякий человек оттуда, из жизни, где был Профессор, стал бы раздражителем, с которого начиналась боль. Я не хотела помнить, не хотела вспоминать. Но и убегать было глупо – в конце концов, Доктор этот совершенно ни при чем.

Странно, что он молчал, я-то решила, что у него ко мне какое-то дело. Молчал и смотрел на меня.

– Вы хотели меня о чем-то спросить?

– Нет-нет, – он спохватился, – если честно, я просто увидел вас на эскалаторе, и лицо у вас… такое было лицо, что я решил вас окликнуть.

– Какое лицо?

– Белое. У вас было совершенно белое лицо, ни кровинки.

– Так вы решили мне помощь предложить? Как врач? Это у вас профессиональное?

Он засмеялся.

– Ну, может и так. Рефлекс.

Смеялся он хорошо. Так доктора хорошим настроением обнадеживают больного, подумала я.

– Нет, правда, если я чем-то могу помочь, если у вас что-то случилось… – начал он.

Я прервала его:

– Спасибо, Доктор, но у меня всё в порядке. Просто устала, еду с работы.

– Я так и понял.

Потом взглянул на меня, как будто колебался.

– А я к Профессору заходил, с месяц назад. Точнее, меня вызывали.

– А. И как он? – я старалась говорить без всякого выражения, даже излишне без выражения.

– Вы, наверное, знаете, ему было очень плохо. Я предлагал ему больницу, боялся, что инфаркт, но обошлось. Да он бы и не поехал, он терпеть не может больниц… и докторов, – он улыбнулся.

– Выходит, вы исключение?

– Ну да, выходит, так.

Мы помолчали.

– Доктор, спасибо, что рассказали. Но за это время много всего случилось, я в семейство Профессора больше не вхожу. Я ушла от его брата. Родственные отношения мы поддерживать не можем. Такая история.

По его лицу прошла какая-то сложная волна, со множеством оттенков, но разбираться в них мне было сейчас не под силу и недосуг.

– Вот оно что, – сказал он, – вот оно что. Так, может, и к лучшему, а?

Я смотрела на себя со стороны и удивлялась: почему я до сих пор стою здесь и продолжаю этот никчемный разговор с едва знакомым человеком? Только потому, что мы виделись в доме Профессора? Нас толкали, люди спускались, поднимались, мы мешали и тем, и другим.

– Хотите, провожу вас, куда скажете? – вдруг спросил Доктор.

– Это в порядке помощи умирающей?

– Почему умирающей? – удивился он.

– Ну, вас же бледность моя остановила, – напомнила я.

Он засмеялся.

– Не язвите. Хотя вы действительно очень выделялись среди всех там, на эскалаторе. Знаете, – сказал он уже серьезно, – у вас было просто отчаянное лицо. Я не мог проехать мимо.

Это нужно было заканчивать.

– Хорошо, Доктор, спасибо вам еще раз. И мне пора, правда!

Он все быстро понимал, этот Доктор.

– Ну ладно, поеду, у меня здесь больной, на этой станции.

Он опять поколебался:

– Хотите, я что-нибудь передам от вас Профессору? Мне кажется, он был бы рад, он ведь вам симпатизировал.

– А вы откуда знаете?

– Мне так показалось. Так передать что-нибудь?

– Нет. – Я подумала и повторила: – Нет. Не нужно.

– Он потрясающий, – сказал Доктор. – Талантище, настоящий. Кто-то говорит – гений.

– Я знаю.

Я протянула ему руку на прощание.

– Последнее, – сказал Доктор, – давайте-ка я оставлю вам свой телефон. Дам рабочий и домашний, квартиру я снимаю, бываю там только ночью, да и то когда не дежурю, так что звоните лучше на работу.

– Доктор, – сказала я твердо, – не думаю, что это потребуется.

– Никогда не можешь знать, что потребуется, а что нет, – Доктор уже писал в толстом блокноте свои телефоны. – Вдруг со здоровьем непорядок, не дай бог. Или вообще непорядок, и вам не к кому будет обратиться. Вот, возьмите. И запомните: вам достаточно просто позвонить.

Он вырвал листок из блокнота и протянул мне.

– Просто позвонить, – повторил он.

– Спасибо.

– Это вам спасибо.

За что? – хотела я спросить, но он уже ехал наверх по эскалатору. Я была уверена, что телефоны Доктора мне не понадобятся, хотела даже выбросить листок в урну здесь же, рядом с эскалатором, но потом подумала и положила его в карман.

Сентябрь прошел незаметно, недаром я так ждала его. Ничего вроде и не произошло – и все неуловимо изменилось. Профессор по-прежнему не звонил (и неудивительно, я же сама ему и запретила), а я по-прежнему ждала, что он позвонит, наплевав на мои слова. Но ожидание уже не было тяжелым и мучительным, оно стало легким, прозрачным, как воздух осени, который я успевала глотнуть лишь изредка, по дороге на работу и обратно. И где-то там, над моей головой, над пожелтевшими деревьями, над башней телецентра ожидание это сливалось с уверенностью, такой же прозрачной и легкой, что мы обязательно свидимся. Да-да, обязательно, когда-нибудь.