Марина Королева - Верещагин (Кончерто гроссо)

Я договорился с киношниками, что приеду за деньгами, а потом позвонил ей. Мне повезло, она отозвалась почти сразу. Голос был напряженный, говорила она быстро.

– Ты занята?

– Ну конечно, я тут всегда чем-то занята. Но это даже хорошо.

Мне почудился в этом какой-то намек, но я не стал его обдумывать.

– Можешь встретиться со мной сегодня после работы, родной мой?

Она помолчала.

– А это нужно?

Вопрос был странный.

– Разве ты не хочешь?

– Ну… я не знаю, – опять молчание.

Из трубки как будто прохладный ветерок подул. Все-таки говорить на работе ей не очень удобно, подумал я.

– Я буду ждать тебя на том же месте в шесть, хорошо? Люблю тебя, мой родной.

И я повесил трубку.

В шесть часов я снова стоял у телецентра. В пакете, обычном истертом целлофановом пакете у меня лежало целое состояние: три тысячи рублей. Еще год назад на это можно было купить скромную дачку, подумал я. Впрочем, и сейчас деньги были еще хорошие.

Она опоздала на полчаса, выскочила запыхавшаяся.

– Извини, Профессор, не могла уйти раньше.

– Ничего, родной мой, мне только в радость тебя ждать.

Улыбнулась. Рядом с ней я забывал свои страхи. Знал, что это ненадолго, как после таблетки анальгина, но пусть хотя бы так.

Я хотел увести ее в какой-нибудь парк, вечера были теплые. Мы сели на троллейбус и поехали в Ботанический. Там в это время народ уже расходился, но до закрытия оставалось часа два. Мы пошли по аллеям. Молчали. Вдруг в какой-то момент остановились, переглянулись – и бросились друг к другу, судорожно, бешено, как будто за нами гнались.

– Родной мой, любимая…

– Да, Профессор, да…

Мы чуть ли не бегом бросились через поляну туда, к зарослям, где начиналось подобие леса, – и упали на траву, как только дорожки парка скрылись из виду. Прямо на влажную траву (вчера был дождь), постелить было нечего, но нам было на это наплевать, мы снова летели – над этими кустами, над парком, над самими собой, которые лежали на траве, над городом с его площадями и троллейбусами, туда, где нет квартир, этажей и дворов, туда, где я отчетливо слышал эту скрипку, она звала нас, и обещала, и побеждала, и ликовала – да, да, да… Да!

Я откинулся на спину. Спине было мокро, только сейчас я это почувствовал. Посмотрел на нее сбоку:

– Ты в порядке, родной мой?

Она молчала.

– Надо подниматься, трава влажная, простудишься.

Она вдруг засмеялась.

– Ты что?

– Представила себе, какие мы сейчас.

Из зарослей мы вышли, как нам казалось, в приличном виде, одежду тщательно отряхнули, помогая друг другу. Но редкие прохожие, которые попадались нам потом на аллее, все равно смотрели на нас как-то странно.

– С нами точно всё в порядке? – спросила она, когда заметила это в очередной раз.

– Не уверен, – честно сказал я.

И тут еще, как на грех, эта компания юнцов навстречу:

– Дед, сигаретки не найдется?

Я видел, как она вздрогнула.

– Не курю, – сказал я, хотя как раз собирался закурить, даже за спичками полез.

– Не курит он, – услышали мы ржание, уже когда отошли на несколько шагов, – он по девочкам. Вот козел…

Я видел, что с ней творится.

– Хочешь, я их догоню? Подожди меня.

– Не смей! – закричала она. – Не смей, слышишь? Это они козлы.

Она вцепилась мне в рукав и не пускала.

– Родной мой, – я старался говорить спокойно, – ведь они же правы. Просто они говорят, а другие будут молчать, но думать будут то же самое.

– Мне наплевать на это, понятно тебе? – сказала она, а в голосе было отчаяние. – Вот просто наплевать, и всё!

Я остановился, притянул ее к себе:

– Ну тихо, тихо, не бушуй. Надо успокоиться и понять, что это правда.

Мы еще какое-то время шли по аллее. Начинались тихие летние сумерки, прохожих не стало совсем. Надо было двигаться к выходу.

– Ох, как же я забыл!

Я действительно чуть не забыл про свой пакет с деньгами, хорошо еще, что не оставил его в кустах. Вот бы кто-то порадовался!

– Давай-ка присядем.

Мы сели на первую же скамейку. Я заторопился:

– Послушай, родной мой, я сегодня получил свой киношный гонорар. Вот он, видишь? – Я похлопал по пакету, где лежали три плотные пачки, перетянутые резинками, и понизил голос: – Ту т три тысячи.

– Ого! – она присвистнула. – Как хорошо тебе платят, Профессор! Здорово. Я столько заработаю, – она прикинула про себя, – за полтора года.

– Ну вот, ну вот, – обрадовался я. – Забери их у меня, пожалуйста.

Кажется, мне удалось ее удивить. По крайней мере, смотрела она на меня во все глаза.