Эрик-Эмманюэль Шмитт - Попугаи с площади Ареццо

— Ипполит, я же не для того пришла, чтобы мы помирились!

Вместо ответа он погладил ее руки.

— Ипполит, даже если я тебе верю, даже если ты это говоришь искренне, мне всегда будет с тобой сложно.

Он застыл. В чем дело? В деньгах… Нет, на Патрисию это не похоже… Наверно, дело в его глупости, она уже намекала на это: в тот раз, прогоняя его, она сказала: «Загляни к себе в душу, и ты поймешь, почему я хочу с тобой расстаться».

— Видишь? — поспешно воскликнул он. — Я стал читать книги.

— Правда?

— Ну да. Те, которые ты мне посоветовала.

— Ипполит, ну не переводи разговор на другую тему.

Спиной она почувствовала, что эрекция у него прошла.

— Мне будет трудно, если я останусь с тобой… Как бы это объяснить? В общем, мне не хочется, чтобы меня считали шлюхой.

— Что?

— Ну такой, горячей бабенкой, которая только и думает, как бы прыгнуть в постель.

— Патрисия, как ты можешь так говорить?

Она посмотрела на него с нежностью: вечно она забывает, какой он целомудренный. Он очень чувствительно относится к словам. Этот парень смущается даже от неприличных песенок, которые сама Патрисия запросто могла распевать на вечеринках, едва чуть-чуть выпьет.

И она заставила себя объяснить свою мысль более точно:

— Глядя на нас, люди будут думать, что я с тобой потому, что ты такой красавец.

— Никакой я не красавец.

— Конечно красавец. И я это хорошо знаю.

— Ну, допустим. И что с того?

— Я не из тех женщин, которым годятся в спутники такие Аполлоны.

— Не понимаю, о чем ты!

— Ну я-то некрасивая.

— Я только что объяснил тебе, как ты прекрасна, Патрисия. И мне-то, наоборот, очень нравится всюду прогуливаться с тобой под ручку, потому что это как если бы я кричал всем остальным мужикам: «Вы только посмотрите, какое чудо, и оно досталось именно мне!»

— Это ты обо мне, что ли?

— Ну конечно о тебе!

— Ну тогда я вообще ничего не понимаю.

— А может, тут и понимать нечего? — И он поцеловал ее в шею.

Она покраснела и попыталась протестовать:

— Ипполит, мы же с тобой больше не вместе!

— Вот именно, что мы с тобой вместе! Именно об этом ты и пришла мне сказать. — И он ласково ее обнял и улыбнулся.

Она почувствовала, как возвращается их взаимное притяжение, оно просыпалась одновременно и в ней, и в Ипполите.

Они занялись любовью. На узенькой кровати им приходилось прикасаться друг к другу еще осторожней, чем обычно.

Для Ипполита это была высшая точка во всей их с Патрисией любви: она пришла к нему сюда, в бедный квартал, в тесную квартирку, где скопилось столько вещей, что робкие порывы создать уют были порублены на корню, — в этом месте не возникало никаких сомнений по поводу его истинного материального положения, и на этот самый матрас он бы никогда не решился привести даже девушку с улицы, а Патрисия ни одним взглядом, ни словом не осудила эту обстановку и не выказала никакого неодобрения.

Сама же Патрисия появилась здесь, чтобы услышать то, о чем она только догадывалась: что он действительно ее любит и желает именно такой, какая она есть. Для души, так невысоко себя ценившей, как Патрисия, это стало головокружительным открытием, и она содрогалась от одной этой мысли каждую секунду, пока не достигла оргазма.

Потом они отдыхали рядышком, захмелев от любви, и рассматривали потрескавшийся потолок, который казался им таким же прекрасным, как фрески в каком-нибудь венецианском палаццо.

— Как ты набралась смелости сюда прийти? — спросил Ипполит.

— Конечно, это из-за твоего письма.

— Из-за моего письма? — встревоженно воскликнул он.

— Ну да, письмо на желтой бумаге, где ты говоришь, что готов ждать меня всю жизнь и что надо быть слепой, чтобы не видеть, как ты меня любишь. Как и в прошлый раз, ты подписался: «Ты угадаешь кто».

Он медленно встал. Теперь он был достаточно уверен и в себе, и в ней, чтобы открыть правду:

— Патрисия, я не писал этого письма. И предыдущего тоже.

— Что?

— Клянусь тебе. Эти два письма сыграли решающую роль, они соединили нас, но я хочу, чтобы ты знала, что их автор — не я.

Патрисия оперлась на локоть и задумалась:

— Но тогда… — И она тихонько рассмеялась. — Тогда это он.

Ипполит нахмурил брови:

— Кто?

— Ну да, значит, это он их написал. Я-то думала, что он просто принес письмо от тебя, когда увидела, как он выскочил на улицу, ну, после того, как тот конверт просунули мне под дверь.

— Да кто «он»?

— Жермен. Значит, он не просто принес это письмо, а сам его и написал.