Эрик-Эмманюэль Шмитт - Попугаи с площади Ареццо

Когда она подумала об этом подольше, она сама себе сказала:

— Ну конечно, он отправился искать себе самку. Ведь понятно же, что я не самка попугая, хоть я его и люблю…

Но тут ей пришло в голову, что все равно получается как-то двусмысленно.

— Ну да, не самка попугая, а его хозяйка.

Но это слово тоже показалось ей неуместным и неприятным — на этот раз уже по другой причине. «Хозяйка»! Разве можно владеть живым существом? По какому это гнусному закону она могла считать Коперника, тропическую птицу, родившуюся на воле, своей собственностью? Кстати, наверно, оценщики потому и оставили ей попугая, что он считается скорее другом, чем имуществом. Иначе эти стервятники-функционеры не постеснялись бы забрать и его. Она содрогнулась, представляя себе, как Коперника продают с аукциона. Внезапно она вспомнила те события и задумалась об их мотивах. Неужели они оставили ей попугая просто по доброте душевной? Неожиданное милосердие… И кстати, кого, интересно, они пожалели? Ее или попугая?

Она пожала плечами. Такой попугай, как Коперник, неоценим и бесценен.

Вернувшись в свою квартирку, она придумала, что делать. На этот раз она не сможет посетить площадь Ареццо незамеченной, а значит, ей нужно выглядеть очень элегантно. Не для Коперника, а для, своих бывших соседей.

В четыре часа дня, нарядная и хорошенькая, она вышла на площадь Ареццо, пытаясь потихоньку справиться с одышкой: запыхалась, пока дошла от предыдущей автобусной остановки.

Задрав голову, она оглядела окна своей бывшей квартиры, потом крышу и соседние балконы. Коперника не было.

Пока она продолжала свой панорамический осмотр, появился человек, с которым ей очень не хотелось встречаться: Марселла! Она показалась мадемуазель Бовер еще кряжистей, чем раньше, — голова втянута в плечи, оттуда торчат в стороны толстые руки; Марселла недоверчиво протерла глаза:

— Но… Так ведь вы же…

Мадемуазель Бовер ненатурально рассмеялась:

— Да, да, Марселла, я проездом в Брюсселе. У меня тут остались кое-какие дела: к нотариусу надо зайти, в банк, ну вы сами знаете, как это бывает.

Марселла, стиснув челюсти, кивнула: нет, конечно, она не знает, какие заботы у богатых, и она ни разу в жизни не была у нотариуса.

— Как у вас-то дела, Марселла?

— Это вы специально ко мне зашли?

— Ну конечно. Мне было бы приятно узнать, какие у вас новости.

— Ах, новости… да нету никаких новостей. Или есть, но плохие. Вы в курсе, что мой афганец ушел?

— Да, Марселла, я была еще на нашем континенте, когда это случилось.

И про себя порадовалась собственной находчивости — хорошо звучит это «на континенте».

— Ну а больше-то чему случаться. Ничего и не было.

— Совсем ничего?

— Ничего.

— Марселла, на вас это не похоже.

— А я и не обязана быть на себя похожей.

Она злобно посмотрела на Патрисию с Ипполитом, которые переходили дорогу, держась за руки, и пробормотала:

— Вот ужас-то!

Марселла с недовольным видом обернулась к мадемуазель Бовер и надменно, просто из вежливости, поинтересовалась:

— А что там у вас, в Нью-Йорке?

— В Бостоне, Марселла.

— Ну да, так все в порядке?

— Мы с Джоном… мы очень счастливы.

Марселла едва удержалась, чтобы снова не сказать: «Вот ужас-то!» — и ограничилась вздохом.

В этот момент в кронах деревьев завязалась перепалка. Три небольших попугайчика погнались за серым габонским.

Мадемуазель Бовер проводила их взглядом, ей становилось все тревожней.

— Марселла, хотите скажу вам правду?

— Какую правду, мадемуазель?

— Вы видели Коперника?

— Не поняла.

— Когда я улетала в Бостон, случилось… в аэропорту случилась такая неприятность. Клетка с Коперником перед погрузкой в самолет открылась. И мой попугай улетел.

— И он не живет с вами в Штатах?

— Нет. Впрочем, может, так оно даже лучше: Джон, в отличие от меня, не слишком любит животных. Ну, словом, как вышло, так и вышло.

— Знаете, я его понимаю. Хотя вот собаки… Ну, они, по крайней мере, слушаются. У меня вот лично были две, так они…

— Да-да, Марселла, я знаю. Может быть, Коперник решил вернуться туда, где он вырос и где прожил всю жизнь… На площадь Ареццо.

— Ну да, может быть.

— Правда ведь? — воскликнула мадемуазель Бовер, у которой вдруг проснулась надежда.

— Честно, я его не видала.

— Да?

Благодаря своей выдумке мадемуазель Бовер могла теперь совершенно безнаказанно рассматривать деревья, и она бросилась в сквер с криком: