Клаудио Магрис - Вслепую

Нора не расстилает под нами ещё один платок или тряпку: на старом пожелтевшем покрывале не видно новых пятен. Руно сильно запачкано: века крови, пота и слизи. Теперь оно под телом Норы, там ему и место, там оно никому не вредит. Животный запах руна меня возбуждает. На флаге революции тоже можно заниматься любовью. Вскоре Нора опрокидывает рюмку рома, она и до этого, думается, выпила. Занятия любовью не уменьшают её тяги к горячительным напиткам. Конечно же, она обещает мне не пить больше двух кружек пива в день и, естественно, не сдерживает обещание. Ром и пиво — её зелья, отвары и волшебные эликсиры, которые она везде носит с собой; они же настои против драконов и присутствующих в сердце фантомов.

Когда ей обещают кружку пива за каждый ответ на допросе, она, потеряв всякий страх, свидетельствует против четверых арестованных мною бандитов. Перед тем, как пойти с ней в суд для подтверждения показаний, я отвожу её в «Ватерлоо Инн», там она, казалось мне, в безопасности. Вернувшись, я обнаруживаю ее уже в изрядном подпитии в компании парочки подозрительных типов — я хватаю её за руку, она сопротивляется. Пьяная женщина. Она ударяет меня стулом, я даю ей пощёчину — вмешиваются остальные. Драка. Смещённый с должности в полиции, я оказываюсь в каталажке, Нора же, возможно, до сих пор пьёт, блюет и спит в трактире до тех пор, пока её не вышвырнут на улицу. Ром и набранный благодаря объедкам с губернаторской кухни, которые ей тайком приносит подруга Бесси, жирок не дают ей замёрзнуть.

Мне нравится её пышное тело, очень удобно прильнуть к её изобильной груди: я прижимаюсь к ней лицом и чувствую себя в безопасности. С плоскодонки Тихомира мы увидели на пляже у пещеры между Трау и Себенико, ближе к Себенико, тюленя. Издалека животное было похоже на продавщицу рыбы Стани, говорили, что несмотря на изношенность, зад этой женщины оставался самым красивым и соблазнительным задом области между Зарой и Спалато. При приближении нашей лодки к берегу, тюлень плюхнулся в воду и исчез в волнах. Можно было видеть, как он опускается всё ниже и ниже ко дну. Тёмно-синий, с сероватым отливом, и толстый, как зад Стани. Должно быть, это так здорово: нырнуть в море, которое из бело-голубого на поверхности постепенно превращается в иссиня-чёрное ближе ко дну. В пучине ты ничего не чувствуешь: даже брошенный в тебя камень скользит так медленно, что тебе совершенно не больно от его соприкосновения с твоей кожей.

Тихомир помнил сказку о тюленихе, которая меняла в гроте свой облик, превращаясь в прозрачно-искрящейся воде и лунном свете в красивую девушку. Она сбрасывала шкуру и превращалась в стройную барышню с округлыми и крепкими грудями, танцевала в одиночестве, рисуя на воде круги, которые, в свою очередь, барашками лазоревой пены разбивались о стены пещеры. Поговаривали, что её можно было увидеть вблизи, бесшумно подплыв на байдарке, но это было опасно: она могла быть одной из Вил, несмотря на отсутствие крыльев и утиных перьев вместо пальцев. Вил нельзя сердить: они добры и из сострадания даже предлагают себя мужчинам на одну ночь, а после этих кратких встреч рожают лишь дочерей. Беды обрушатся на того, кто в гордыне своей вознамерится повелевать этими созданиями.

Что бы было, если бы я принялся командовать Норой… Она умела дарить и принимать поцелуи, но под действием выпивки брала в руки швабру, стул или палку и переставала видеть что-либо вокруг… Возможно, зрячим был только один её глаз, и по ошибке она закрывала именно его. А вот Стани смотрела на море обоими широко раскрытыми утомлёнными глазами. Несмотря на худобу и усталость, можно было представить её прежнюю красоту. Вечно пьяный муж Янец постоянно колотил Стани. Может статься, когда-то он украл из пещеры оставленную ею тюленью шкуру, так поступают многие: сажают в клетку сверчка, ослепляют его, а потом теряют всяческий интерес к его пению.

Я бы очень хотел вором проникнуть в их дом, перевернуть вверх дном все ящики и сундуки, дабы найти тюленью шкуру и вернуть её Стани. Тогда бы она стала счастливой и удалилась бы в морские глубины. Конечно, жалко детишек Анку и Юре, но мать-тюлениха приносила бы им красивые ракушки и кораллы с соседнего острова Зларина: в омывающих его кристальных водах много розовато-золотистых сокровищ. Тюлениха обязательно бы приплывала к своим детям и играла бы с ними в мяч, как в цирке.

Порой Нора желала, чтобы я любил её по-животному. Это мне напоминало действия рыбаков над тюленихами, а ведь они их убивают. Мясо и кровь. Кто знает, почему так… Я же после соития нежно гладил Нору по руке и целовал ей спину и ступни. А вдруг, в те моменты она чувствовала себя менее одинокой? Мы были вместе на краю бездонной чёрной воронки.