Клаудио Магрис: Вслепую

В большинстве своём получаются твёрдые, уверенные ответы. Хотя, признаюсь, порой я немного путаю факты, детали. А как иначе? Столько всего произошло! Столько всего можно рассказать! Годы. Страны. Моря. Тюрьмы. Лица. События. Мысли. Снова тюрьмы. Разорванные небеса вечерами. Потоки крови. Раны. Побеги. Падения… Жизнь. Много жизней — столько, что невозможно собрать их вместе и восстановить хронологию событий, тем более, это трудно сделать человеку, прошедшему бесконечное количество допросов, без передышки, человеку, который порой не узнаёт ни собственный голос, ни биение своего сердца. Почему иногда, когда с плёнкой в руках Вы ходите вперёд-назад по комнате, Вы заставляете меня повторять вопросы, которые сами же мне задавали? Понимаю, это чтобы они лучше запечатлелись в моей памяти, в которой я время от времени теряюсь, но, поверьте, когда я слышу, как Вы говорите моим собственным голосом, я теряюсь ещё больше. Как бы то ни было, говорят, что чем больше вопросов человеку задают, тем реже он находится, что на них ответить, — впадаешь в противоречие, и тогда от тебя ещё сильнее начинают допытываться ответа, прижимать к стенке, по-плохому или по-хорошему, — в зависимости от того, в чьих ты руках.

Я не очень хорошо понимаю, что такое противоречие. Но вот в том, что в противоречие как раз-таки впадают, сомнений нет. В него впадают и в нём исчезают, словно стружки, засасываемые водоворотом слива. Кстати, здесь, в южном полушарии, вода крутится вокруг дыры стока в ванне против часовой стрелки, а у нас наверху, в северном, наоборот, по часовой: это такой закон физики, — закон кориолисовых сил, — я об этом читал; чудесная симметрия природы; это как две танцующие кадриль пары: одна впереди, другая несколько позади, но они одновременно выполняют поклон, чтобы не потерять общий ритм танца. Симметрия: кто-то рождается, кто-то умирает; орудийный залп скашивает строй пеших солдат, занявших холм, там появляются другие флаги, другие цвета военной формы; снова залп, безостановочная пальба, и этих тоже нет. «Итак, всё уравновешивается…». Верно. Давать — получать, побеждать — проигрывать, окунуться в каторжные страдания Голого Отока — нырнуть в прекрасное Адриатическое море, омывающее те же берега, коммунизм, который высвободил нас из концлагерей — коммунизм, сделавший нас жертвами Гулага, Гулаг, где мы сопротивлялись жестокости во имя товарища Сталина — Сталин, который, тем временем, бросал в лагеря других наших товарищей.

«Всё уравновешивается, и даже если кровь проливается на бухгалтерские книги, она не смывает цифры, не смывает баланс актива и пассива и, тем более, не смывает ноль в графе «Итого». Если и существует тот, кто действительно может это утверждать, так этот человек — я, кто долгие годы провёл в тюрьме города, который сам же основал. Города, в котором были дома, церковь и та самая каторга. Я основал его очень давно, когда в устье реки Дервент, в этих бескрайних просторах, настолько безграничных, неоглядных, что неясно, где заканчивается река и начинается море, в этом пространстве, пустом, как Антарктида или Южный полюс, существовали лишь чёрные лебеди да киты, выдувающие из дыхала ввысь струи воды. Я был первым, кто гарпуном стал пускать из их спин фонтаны крови. Я, Йорген Йоргенсен, король Исландии и каторжник, приказавший основать город и построить в нём тюрьмы, Ромул, создавший Рим, что обратил в рабство его самого. Однако не стоит развеивать по ветру прах усопших и память живущих. Важно то, доктор Ульчиграй, что на Ваши неоднозначные вопросы я могу дать ясные и вполне чёткие ответы, потому что знаю, кто я есть, кем я был, и знаю, кто есть мы с Вами.

Что значит, «мне видней»? Это Вы про себя? Понимаю, Вы в этом уверены. Всё, что Вы обо мне знаете, написано в той папке, которую я практически за Вашей спиной вытащил из картотеки, а Вы и не заметили. Это было не трудно: детская шалость для человека, за которым всю жизнь следили, которого всю жизнь преследовали, заносили в картотеки, брали на учёт… Полиция, лагеря, больницы, ОВРА [1] ОВРА (OVRA, Organo di Vigilanza dei Reati Antistatali) — орган политической полиции в Италии, созданный при Муссолини в целях подавления коммунизма и антифашизма. — Здесь и далее прим. ред. , Служба Гражданской безопасности, Гестапо, УДБА [2] УДБА (Управа државне безбедности, серб. ) — тайная полиция в Югославии в период правления Тито. Занималась обеспечением государственной безопасности и борьбой с инакомыслием. , тюрьмы, сумасшедший дом, — каждый раз необходимо было буквально заставить исчезнуть документы и бумаги. Приходилось даже съедать их: уничтожить любыми путями, главное, успеть, пока тебя не накрыли. Папка снова на своём месте, будто бы её оттуда и не брали. И не возьмут: всё же теперь компьютеризировано, — врачу достаточно нажать на кнопку, чтобы узнать пациента вдоль и поперёк. И всё же, папка в картотеке, а её копия в моей голове. Моей, не Вашей, несмотря на то, что Вы так стремитесь всё в ней объяснить и разложить по полочкам. Сумасшедший дом города Барколы, выборка из истории болезни Чиппико, он же Чипико, он же Цыпико, Сальваторе: «Поступил 27 марта 1992 года, началу лечения предшествовала временная госпитализация, состоявшаяся месяцем ранее». Возможно, это правда. Много воды с тех пор утекло… Возвращённый на родину из Австралии, временно проживающий у некоего Антонио Милетти-Милетич по адресу: г. Триест, улица Молино а Вапоре, дом 2. Лихо я вас обманул, а? Всегда-то вам надо всё зарегистрировать: имя, фамилия, адрес, даты, цифры — и вот ты уже покойник, раз и навсегда. Первое правило: изменить имя и дать неверный адрес. Остальную информацию можно оставить, как она есть, а что-то можно слегка спутать, — так никто никогда не поймёт, где же тебя искать на самом деле. Я здесь, совсем рядом, на другом конце света, а они-то думают (и пусть), что я в Барколе, вглядываюсь в даль Триестинского залива в надежде увидеть Истрию, Пиранский собор и мыс Сальваторе, и никому не приходит в голову меня искать.