Вячеслав Бондаренко - Вечный огонь

– Ку-ку!

Ну конечно же, Долинский! Невзрачная полевая форма шла ему не меньше шикарной довоенной, а на эфесе шашки друга Владимир не без некоторой зависти заметил черно-желтую ленточку и надпись «За храбрость». Значит, Павел успел отличиться и заслужить Георгиевское оружие. Обнялись.

– Ты откуда? – не скрывая удивления, поинтересовался Шимкевич.

– Оттуда, – подмигнул Долинский на дверь кабинета воинского начальника. – От нашего же полка рожки да ножки остались. Так что позвольте представиться – командующий полком поручик Долинский!

Павел говорил в своем обычном полуерническом-полусерьезном тоне, но сейчас Владимир почувствовал, что он не шутит. Взглянул в глаза Долинского – они были потухшими, полумертвыми, хотя силились блестеть весело.

– Как… командующий?

– Очень просто. Я – единственный офицер. И сорок шесть нижних чинов… Полк расформировывать хотели, но, когда я принес наше знамя, – голос Долинского дрогнул, – размякли. Так что – айда на доукомплектование! Новых офицеров послезавтра пришлют.

Владимир все еще не верил своим ушам. Что же должно было произойти, чтобы в полку остался единственный офицер?

– Прикрывали отход, – коротко пояснил в ответ на незаданный вопрос Павел и неожиданно тихо попросил: – Не надо об этом. Было тяжко…

– Тебе за спасение знамени что-то дадут? – зачем-то поинтересовался Шимкевич.

Павел равнодушно пожал плечами.

– Обещали Георгия.

Шимкевич попросил однополчанина дождаться его в приемной. Как он и предполагал, визит к воинскому начальнику оказался коротким – его направили в тот же «полк», которым командовал Долинский.

– Вот и подчиненный появился! – сразу повеселел Павел. Все-таки чувство юмора не изменяло ему даже в самых трудных ситуациях.

Поручики вышли из здания присутствия на улицу. Пока шли мимо бюста Александра II в центре Соборной площади и гостиницы «Европа», Шимкевич рассказал свою госпитальную сагу. А еще через десять минут оба начали оглядываться в поисках заведения, где можно было бы освежить душу чем-нибудь прохладным.

– И кто это придумал сухой закон во время войны? – задал риторический вопрос Владимир. – Эх, сейчас бы дюжину холодненького «Калинкинского»…

– Помнится, ты у меня спрашивал когда-то, кто запрещает офицерам жениться до двадцати трех лет, – засмеялся Долинский. – Наверное, это тот же самый зловредный деятель.

Свернув с шумной Захарьевской налево, а потом еще раз направо, на Юрьевскую, друзья оказались возле модного заведения под названием «Аквариум», помещавшегося в доме Сагаловича. Заняли столик возле окна. За соседними столиками о чем-то болтали средних лет бородатые господа, облаченные в полувоенную форму с большими замысловатыми вензелями ВЗС на чиновничьих погонах.

– Земгусары, – помрачнел Долинский. – Сколько я на них насмотрелся тут! Здоровые, как быки, а околачиваются в тылу под предлогом помощи родине! Да еще знай языками мелют. «А знаете ли вы, что экономика Германии в десять раз лучше приспособлена к войне, чем наша? А вы в курсе, что в правительстве заговор?..» Ух, ненавижу!

– А ты знаешь, мне кажется, они в чем-то правы, – задумчиво отозвался Владимир. – Я много думал о том, что произошло с нами за год. Ведь в страшном сне не могло привидеться, что мы оставим противнику всю Польшу, что германцы будут в Варшаве. А сейчас они не только в Варшаве, но и в Бресте, и в Вильне. В пяти часах хорошей езды отсюда. Я слышал, что Брест-Литовскую крепость, к примеру, отдали без боя. А предательство генерала Бобыря?.. Ведь что-то же привело к этому. Встает логичный вопрос: «Что?». Вот люди и пытаются разобраться по-своему.

Равнодушная барышня принесла на подносе две бутылки холодной минеральной воды «Фиалка». Пшикнул газ, защекотало в носу. Отхлебнув воды, Долинский со стуком поставил стакан на стол.

– Пока идет война и враг топчет нашу землю, долг каждого настоящего мужчины – защищать эту землю, – сухо проговорил он, – а не заниматься выяснением, что делать, кто виноват и что делать с тем, кто виноват. На это есть Государственная дума. Уж там языком молоть можно сколько угодно, за это им и жалованье дают.

Посидели молча, отчужденно разглядывая интерьер «Аквариума». Владимира удивило то, как спокойно и беспечно выглядели люди, сидевшие за столиками. Словно и войны никакой нет, словно Минск – не прифронтовой город.

– Слушай, а как твоя… «дочь лесов и полей»? – почувствовав необходимость нарушить тягостное молчание, заговорил наконец Шимкевич.