Он подошел к Захарову, рукой вздернул его за подбородок, заглянул в мутные глаза.
– Еще раз повторяю, Захаров. Чем скорее ты о себе расскажешь всю правду, тем легче тебе будет потом. Наш пролетарский суд – самый гуманный суд в мире, учти это… Ну? Будешь говорить?
– Захаров Семен Игнатьевич, 1897 года рождения, – монотонным голосом заговорил арестованный, – уроженец деревни Сабуровка Ленинградской области, член ВКП(б) с 1920 года. Жена – Елизавета Кирпотина, расстреляна белыми в 1919 году. Сын Владимир, 8 лет, учится в первом классе школы первой ступени…
– Плевать мне, в какой школе твой так называемый сын учится, – перебил Карпов. – Ты про себя всю правду скажи…
Захаров вскинул на своего мучителя несчастные глаза.
– Почему вы мне не хотите верить, товарищ?
– Не называйте меня товарищем, гражданин Захаров, – поморщился Карпов. – Вернее, господин Захаров…
– Я еще раз повторяю – я требую встречи с начальником управления Мессингом, – упрямо произнес Захаров. – Имею для него важную информацию.
– Какую?! О том, что некто Сабуров отправил со станции Ленинка телеграмму?! Это ты называешь важной информацией?!
Захаров перевел дыхание.
– Сабуров враг. Он еще в девятнадцатом с оружием в руках дрался с Советской властью… Он по всем признакам перешел границу и направлялся сюда… А в Ленинграде у него сообщник, некто Сазонов! Достаточно выявить человека, который на Главпочтамте спрашивал телеграмму на это имя, и заговор раскрыт. Его приметы – тридцать лет, кепка, усы…
Карпов вздохнул.
– Захаров, ты хочешь, чтобы мы пол-Ленинграда взяли, да? Всех усатых парней в кепках?.. Ты этого хочешь, скотина вражеская?
В кабинете повисла пауза.
– Знаешь, Захаров, – заговорил снова чекист, – сигнал, который мы получили относительно тебя, звучит гораа-аздо убедительней. О том, что ты, бывший прапорщик царской армии, а в ноябре семнадцатого ты, кстати, и подпоручика еще успел получить, мне сегодня ночью из Москвы позвонили, из архива… подняли твой послужной список… Так вот, ты лично выпустил на свободу агента буржуазной разведки, знакомого тебе по старой памяти.
Захаров вскинул голову.
– Я же объяснял вам! Мне же приказал мой непосредственный начальник Лепковский, который состоит в сговоре с Сабуровым! Я сам никогда его не выпустил бы!.. А… а насчет прапорщика… я не был, во-первых, в царской армии, потому что получил прапорщика уже в марте семнадцатого… А во-вторых, я же разлагал свой полк, я вел агитацию против войны! Я первым снял офицерские погоны в ноябре семнадцатого! Я офицеров в Гражданскую лично расстреливал! Я в Красной Армии комвзвода и комроты был!.. Командарм Миронов меня лично золотым портсигаром наградил за смелость под Александровском…
Карпов со скучающим лицом уселся за стол.
– Ну-ну… – процедил он. – Шкуру свою спасаешь. На начальство клевещещь, на героя Гражданской войны, кавалера ордена Боевого Красного Знамени товарища Лепковского… Да еще портсигаром от врага народа, бывшего царского офицера Миронова гордишься… – Карпов прищурился. – И как же это тебя раньше из органов не вычистили, сука? Затаился, сволочь… А встретил старого дружка – и взыграла офицерская кровушка…
По щекам Захарова побежали злые слезы.
– Не доложишь товарищу Мессингу – под трибунал пойдешь, – беспомощно прохрипел он. – За сокрытие сведений…
Карпов разочарованно вскинул брови:
– А вот угрожать следователю – это уже совсем никуда не годится.
На столе затрещал телефон. Чекист взял трубку и тут же встал.
– Здравия желаю, товарищ начоблотдела! Никак нет, запирается, сволочь. Ну ничего, заговорит… Так точно, над поощрением Коробчука подумаем. Очень своевременный был сигна…
В этот момент Захаров вскочил со стула и в длинном прыжке, с криком «Товарищ Мессинг, меня оклеветали!», бросился на Карпова, стремясь вырвать у него из рук телефонную трубку.
Тот отшатнулся, правой рукой рванул из кобуры наган и в упор выстрелил в арестованного. Захаров рухнул лицом вниз на письменный стол, дернулся пару раз и затих.
В кабинет ворвался часовой, непонимающе уставился на происходящее. Карпов, с трудом переведя дыхание, успокоительно кивнул ему – все, мол, в норме.
– …Так точно, – продолжил он говорить в трубку, – нападение при исполнении. Насмерть. Есть доложить в письменном виде!
Он положил трубку, сунул наган в кобуру. Часовой сочувственно цокнул языком:
– Кинулся на вас, да? Ну, сука…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу