Юля Лемеш - Убить эмо

Не вдаваясь в ненужные подробности, я описала, как меня хотели поиметь. Про Кирилла ни слова. Сказала, что спас случайный прохожий.

– Точно. Вспомнил. Петлюра тогда зубы латал. Ему клык сломали. Он еще врал, что в аварию попал. Я-то думаю, что за авария такая? По челюсти словно лошадь копытом лягнула. А с кем он был?

Попробовала вспомнить внешность остальных. Странно, но общее впечатление панического ужаса и беспомощности осталось, а все остальные подробности словно выветрились из головы.

– В ментуру не заявляла? Жаль. Но и то хлеб. Сучонок драный, я ведь догадывался про его делишки, но чтоб такое! Ты не парься, я ему ничего не скажу.

На прощание мне крепко пожали руку. Как равной. Правда, мне показалось странным бояться эту самую Петлюру. Это она должна бояться.

– Слушай, – не удержалась я напоследок, – а почему вы так его называете?

– Тебе лучше не знать. Олюсику привет. Скажи, пусть не комплексует. И, это самое, извинись за меня. Она хорошая, это я гнида. Думаешь, не понимаю? Я все понимаю, но судьба такая.

Оля, зеленая от нетерпения, страдала в кафе. Она уже успела обкофеиниться до состояния трясущихся рук. Я честно передала наш разговор. Кроме подробностей в виде Петлюры.

– Так и сказал? Теперь я точно знаю, что мне надо делать!

Мне катастрофически не понравился ее энтузиазм. С таким выражением лица обычно шастают по баррикадам и мечут бомбы в красивых царей.

– Эту козу драную надо проучить! Все, решено, подговорю девчонок, и побреем ее налысо.

– Вряд ли облысение козы сподвигнет Артема на возвращение к тебе.

– И фиг с ним! Но козу проучить надо. Вот тебе и тру-эмо. Она же до сих пор втихаря по нашим тусовкам пасется. Трендит про свою исключительность и романтически поводит глазами.

Я сидела в полупустом кафе и прикидывала шансы козы остаться невредимой. Надо бы ее предупредить. А с другой стороны, это теперь не моего ума дело. Кроме того, я просто не знаю, где ее найти.

– Стася – Ася. Может, лучше звать тебя Асей?

Ась?

– Лучше не придумал? Тогда я стану тебя звать Кирюшей. Или Кирой?

– Стася тоже хорошо звучит, – мгновенно передумал он. – Мне кажется, ты мне что-то недоговариваешь?

Быть или не быть? Сказать или промолчать? Вот что со мной происходит? Как только появляется секрет, я не удержусь и пяти минут – все выболтаю Кириллу. Короче, я снова не удержалась, и теперь он знает, что я видела одного из насильников.

– Так. Надо подумать. Он тебя точно узнал?

– Ага. Еще как. Эта Петлюра улепетывала как ошпаренная.

– Зря ты так легкомысленно относишься к этим подонкам. С другой стороны, они на тебя выйти никак не сумеют?

– Если только через Олю. Но это вряд ли. Она с Артемом общаться не будет. Хотя…

– Похоже, мне пора возвращаться. Сегодня попробую уболтать маман. А ты футбол смотрела?

– Еще как! Мы с папой орали на весь дом. Даже Митька кричал: «Оле-оле-оле-оле!» У них такой тренер симпатяшный. Мне так его жалко было.

– Ты это про кого? – недоверчиво удивился Кирилл.

– Ну, у этих, которые против нас были. Которых мы обыграли.

– У голландцев?

– Наверное.

– Тут все на ушах стоят. Орут, что Россия порвет Испанию, как тузик грелку.

– Сильно вряд ли. И при чем тут Россия?

Мне десять минут разжевывали, как важна гордость за победу страны в таком сложном турнире.

– При чем тут страна? Футбол – это футболисты. А страна ни при чем. У нас тоже все праздновали. Орали «мы их сделали», «Россия – лучше всех». Бред сивой кобылы. Если Испания нас раскатает как Бог черепаху, будут орать «России писец»?

– Посмотрим. Хотя ты права.

– И когда тебя ждать? Лето уже, а мы пока толком и не отдыхали. Я себе туфельки такие прикольные купила. Нога просто радуется. Можно хоть сто километров прошлепать.

– По-моему, ты фанат удобной обуви.

– Точно. Я просто обожаю дружелюбную обувь. Особенно когда знаю, что мы с ней будем тебя встречать.

– А как твой учитель по рисунку?

Учитель оказался прикольным добродушным дядькой. Аль представила меня, словно я чертовски талантливая художница. Которой для полного счастья не хватает отполировать свой талант под чутким руководством.

Просмотрев мои альбомы, дядька переместил брови на прежнее место. Зачем-то постучал себя карандашом по передним зубам. Последующее за этим «м-да» ничего не объясняло.

– Очень плохо? – Дрожь в испуганном голосе была слишком заметна.

– Да как вам, деточка, сказать?

– Лучше правду.