Поль Моран - Живой Будда

Из соседней каюты доносится громкий смех:

— Партию в покер?

— Да, если хотите, но только в настоящий, чтобы сцепиться как следует!

— Покер — это то же регби, только с картами.

— Какой лимит? — Никакого! Впрочем… рубашка.

— Пойду поищу партнеров…

— Играть будем, конечно… только с белыми?

— О чем вы задумались, Рено?

— О том, что вот их придется защищать от азиатов, — ответил Рено, кивнув в сторону игроков. — Вам известна моя к вам сердечная привязанность… Но у меня нет выбора: они мне братья по крови.

В Сингапуре во время стоянки, когда пароход заполонили угольщики, менялы, продавцы фруктов и фокусники, стало известно о визите на борт адъютанта губернатора. Узнав о присутствии на судне принца, тот пришел приветствовать его от имени английского правительства.

Жали поклонился и поблагодарил, проявив неизменную вежливость и терпеливость, привычно уклоняясь от вопросов, на все отвечая только улыбкой.

Визит привлек к нему всеобщее внимание. Прошел слух, что это путешествует инкогнито какой-то крупный монарх, говорилось множество других глупостей. Жали явно заинтриговал пассажиров, а поскольку он часто одевался на китайский манер, они шушукались:

— Разве можно такое носить? Подумайте — длинное платье! Только мужчины могли додуматься!

— Должно быть, это сам «Небесный»! — при этом женщины подымали вверх два указательных пальчика, желая показать, что они-то знают Китай.

— Не думаю, что он придурковат. Просто он истукан.

— Среди восточных людей есть очень хорошие, уверяю вас! Которые совсем не чешутся и не пахнут дурно.

— Если бы эти люди не были глупы, они бы разговаривали!

Жали и Рено выходили из каюты лишь по ночам. Они до самого утра прогуливались по пустой, поскольку на судне запрещалось спать под открытым небом, слегка наклонной палубе. Дети не кричали. Бар с его ликерами, оберегаемыми, словно опасные звери, бывал закрыт. Злословие, это ядовитое тропическое растение, не жалило. Несмотря на то что прохлады не было, темнота располагала к беседе, к обмену мыслями — как когда-то в Карастре.

Так продолжалось до момента вхождения в Красное море. Однажды вечером, на широте Порт-Судана, впервые за все время ощутилось дуновение ветра — то был северный ветер. На другой день только Жали и Рено оказались на пароходе в белом: спешно покидая Карастру, они не взяли с собой никакой теплой одежды. Все пассажиры словно переоделись в траур: костюмы, заказанные по моде сайгонских универсальных магазинов, старые наряды, привезенные из последних отпусков.

Пока Рено готовил своего спутника к встрече с Европой, в небе взвились, словно флаги, новые созвездия. Пришлось для начала переучивать небо.

Жали не расставался с биноклем. Наконец показалась земля, старинные брустверы. Над частью побережья поднимались угольного цвета дымы — тяжелые, стелющиеся горизонтально, словно террасы.

— Это Марсель. Будда еще жил на свете, когда был основан этот город, — говорит Рено.

— А что над ним господствует?

— Жажда наживы, коммунизм, буайбесс [12] Марсельский суп. !

— Да нет, я про ту золотистую точку над клубами дыма! — интересуется Жали.

— Это Нотр-Дам-де-ля-Гард, базилика.

— У нас ни одному храму не разрешается господствовать над окружающей природой.

— Потому что ваша природа сама является храмом.

— Вы сделались азиатом, Рено.

— Нет, монсеньор.

Берег приближался. Из земли подымались геометрически правильные, рассеченные улицами дома, испещренные отверстиями, покрытыми каким-то сверкающим материалом.

Жали никогда не видел стеклянных витрин.

Не стоит дожидаться какого-то другого вечера (ведь они все одинаковы), чтобы описать встречу Жали с Западом. Ни один из них не будет достойнее этого, первого. Рено остался далеко позади, в Париже. Принц и его свита проследовали прямо в Лондон — цель путешествия — и остановились там в одной из гостиниц на Стрэнде, далеко не первоклассной, потому что денег у них не было. Они сделались обитателями холодных комнат на пятом этаже, выходящих во двор — мелкокалиберный «каменный мешок». Уок и Круот дрожали от холода в своих полотняных одеждах; Жали и полковник переоделись еще в Марселе в купленные там френчи цвета хаки — остатки запасов американских военных складов. (Рено пришлось объяснить им, что такое шерсть: им никогда не приходилось трогать ее руками.)

Они держатся все время вместе, избегая общества этих европейцев с большими белыми зубами, внушающих им страх; с самого утра они жмутся друг к другу, вместе курят кальян, пьют чай, прячась в лондонском мраке, словно первобытные люди в пещере. В воздухе витает приторный запах кокосового масла, которым напомажены их волосы. Наконец, незадолго до ужина, Жали стряхивает с себя оцепенение, берет адъютантову каскетку (у него пока нет ничего, кроме тропического шлема), поднимает воротник и спускается вниз, на улицу. И сразу попадает в бурлящий водоворот толпы, за которой послушно следует, не в силах вырваться из ее потока. Эти очень занятые, куда-то спешащие люди вовлекают его в свою гонку.