Уолтер Абиш - Сколь это по-немецки

Позже, после кофе и десерта, мы поднялись на лифте на восьмой этаж. Как странно, что я сегодня на тебя наткнулся, сказал я Хильде. Я думал о тебе несколько последних дней. Кнопки на алюминиевой панели лифта пронумерованы от одного до двадцати. Мы нажали восьмерку и смотрели, как она загорается. Кроме пронумерованных, там были и другие кнопки, с надписями HOLD, CLOSE и буквами PH для пентхауза и В для подвала. Ни один жилец не нажмет в здравом рассудке кнопку В. Для любого знакомого с городом В означает также и барьер, а где скорее наткнешься на барьер, нежели в подвале.

Когда двери лифта раздвинулись, все мы выглянули наружу. На стене напротив висела бронзовая табличка с цифрой восемь. Но можно ли было на нее положиться? На Хильде надето нечто без рукавов из светлой вискозы. Кроме того, у нее с собой довольно изящная, но весьма объемистая сумочка. Ни Теренс, ни Кардинал, глазея на сумку, еще не пришли ни к какому заключению по поводу ее содержимого. Она была достаточно велика, чтобы разрушить весь блеск их вечера. В отличие от меня на них обоих были накрахмаленные белые рубашки. Никто не принял бы их по ошибке за землекопов. Они выглядели как мрачные деловые люди, занятые своим обычным делом. Оба с надеждой вглядывались Хильде в лицо и пытались прочесть, что оно говорит, а чего не говорит. Будучи деловыми людьми, они никак не решались прийти к какому-либо заключению относительно ее перспективности и потому немного колебались, что делать дальше. Меня зовут Хильда, сказала Хильда, и у меня есть подруга, которая живет в 1804-м номере. Она выложила эту информацию, как только мы добрались до их комнаты. Теренс и Кардинал обменялись быстрыми взглядами. 1804-й влек за собой еще одно наполненное всевозможным риском путешествие, но они решили, что за черт… Ее зовут Марта, сказала Хильда, и по будним дням она управляет симпатичным маленьким бутиком на Лексингтон-авеню. Встречал ли я ее, гадал я, пока мы поднимались на лифте на восемнадцатый этаж. 1804-й оказался точно таким же, как и комната, которую мы только что покинули. Две спаренные кровати, цветной телевизор, стенной шкаф, ворсистый белый ковер, сбоку от каждой кровати на крохотном комодике по лампе для чтения, вид на Нью-Джерси и репродукция «Артиллеристов» Руссо. Я заглянул в ванную. Скользнул взглядом по белому кафелю стен. Белый кафель моего детского счастья. Не будет ли возражать Марта, если я приму душ. Уже восемь дней, как я не был в душе. На Марте были тесно облегающие брюки. Ее улыбка, пожалуй, казалась чуть более ушлой, чем у Хильды. И Теренс, и Кардинал, оба, должно быть, сочли ее нервирующей, поскольку крепче вцепились в свои портфели. Они были начеку. Улыбка Марты наполняла их неясными предчувствиями. Ранее они уже встречались с подобной улыбкой. Будьте как дома, сказала Хильда. Марта смешала им выпивку. Она сказала, что не против, если я приму душ. Да воздастся вам за великодушие, сказал я.

С выпивкой в одной руке, портфелем в другой, Теренс и Кардинал стояли у окна, уставившись на Нью-Джерси, и отпускали подобающие замечания. Нью-Джерси выявляет в людях наихудшее… а также их объединяет. Будьте как дома, сказала Хильда. Мы и чувствуем себя как дома, сказал Кардинал и осторожно присел на одну из кроватей — близнецов, по-прежнему вцепившись в свой портфель. Ему было слышно, как я мурлыкаю что-то в душе. Возможно, мой неожиданный поступок насторожил его, поскольку, как мы все знаем, приятное и самое что ни на есть привычное часто может скрывать смертельно опасный барьер. Единственный барьер между мною и моим счастьем, размышляла Хильда, это мое прошлое. Но прошлое отнюдь не барьер для того, что я намереваюсь сейчас сделать. Когда она разделась и затем припала нагишом к белому ворсистому ковру, сделано это было отнюдь не под влиянием Теренса или Кардинала. Она поступила так потому, что, прильнув к земле, лучше всего могла преодолеть любой барьер, который мог перед ней внезапно возникнуть. Барьеры препятствуют личной инициативе. Теренс беспомощно уставился на Кардинала, оба в недоумении, что же делать. Они уставились на Хильду, затем на ее подругу Марту, потом опять на Хильду, словно этим необъяснимым поступком она превратилась в барьер… не загораживала ли она им выход… Дайте ей только время, сказала Марта. Ее муж занимается текстилем, а квартплата поднялась до четырех с полтиной в месяц. И теперь они запаздывают с выплатой за машину. Эта информация помогла мужчинам отчасти расслабиться… они повнимательнее присмотрелись к Хильде… у нее были и в самом деле великолепные ноги и самая что ни на есть привлекательная фигура… но ее неожиданный поступок возложил на них обязанность ответить. По полтиннику с каждого, объяснила Марта. Пятьдесят долларов? Теперь они и в самом деле смутились. Куда я их завел. Они, пожалуй, чувствовали в конечностях некоторую одеревенелость. Должно быть, дело в питье, решил Теренс… должно быть, эту необычную скованность вызвало что-то в питье.