Уолтер Абиш - Сколь это по-немецки

Он.

Мне он не нравится, сказал Эгон. Но сказал без убежденности.

Где он остановился?

Неподалеку. У Бэров. Мы, вероятно, его еще увидим. Сегодня мы идем туда на обед.

Насколько по-другому могло все быть, не пойди он туда?

Дитрих в смокинге, раскрепощенный, радушный, поднося ему бокал: Вы возвращаетесь в Вюртенбург?

Да.

Бывали здесь раньше?

На островах? Да.

И на этом?

Нет.

Я тоже здесь впервые. Слегка нагнувшись вперед, понизив голос, чтобы его не услышали, Дитрих, закрепляя близость их отношений, прокомментировал: На мой взгляд, довольно убого. Новые богатеи.

Когда к ним присоединилась фрау Бэр, полная женщина лет под пятьдесят, Дитрих, держа Ульриха за руку, громогласно сообщил: Я уже всем рассказал, до чего мне понравился ваш последний роман. Правда, фрау Бэр?

Вы больше любите писать утром или вечером? спросила та Ульриха неожиданно пронзительным голосом.

Вечером.

Или ночью?

Нет. Вполне мог бы, например, сейчас.

Кажется, сказала она Дитриху, ваш друг надо мной подшучивает.

Писатели непредсказуемы, ответил Дитрих, с торжеством бросая на Ульриха взгляд сообщника.

Он дерьмо, сказал Эгон, когда они втроем вышли от Бэров.

Кто? спросила Гизела.

Этот адвокат, Мертц. Скользкий тип. Ничего, что ты, спросил он Ульриха, дважды за день с ним встречался?

А что такое?

Я просто говорю о человеке, который пытался засадить тебя на двадцать лет за решетку, чопорно проговорил Эгон.

Для этого он и был в их команде. И хорошо делал свое дело.

Иногда ты ставишь меня в тупик, заметил Эгон.

Все, что не подтверждает ожиданий Эгона, ставит его в тупик, откликнулась Гизела.

Вот ты меня в тупик не ставишь, сказал Эгон.

За завтраком Эгон сообщил, что, пока ходил за газетой, видел, как Дитрих едет на машине к пристани. Может быть, он уезжает? спросила Гизела. Вряд ли, сказал Эгон.

Он тебе действительно не нравится, заметил Ульрих. Мне думалось, что его должен не любить я, а оказывается, это ты.

Он слишком старается нравиться.

И я купился, ты это имеешь в виду?

Да. С большой готовностью. Ты и сам стараешься не меньше. Правда, ты пытаешься понравиться абсолютно всем.

Могло ли это быть как-то по-другому?

День за днем без каких-либо событий. Каждый день служил оболочкой по сути приятной и бездумной бездеятельности.

Гизела: Знаешь, на самом деле ты никогда не расслабляешься. Я за тобой наблюдала.

Просторные пляжи. В воде, кое-где по самую грудь, люди. Время от времени мимо трусит прилежный бегун. Эгон играет с обитателями соседнего дома в волейбол. То тут, то там женщины, перед тем как улечься на песок, весьма ловко снимают лифчики. Изредка собака, тяжело дыша и свесив розовый язык, послушно бросается в воду за брошенной палкой или промокшим теннисным мячом.

Навестившая Гизелу фрау Бэр присоединилась к нему на террасе. Я думала, что увижу вас с блокнотом… или книгой. Повернувшись за поддержкой к Гизеле: Разве я не права?

Вам нужно прочесть его последнюю книгу, сказала Гизела.

Вы когда-нибудь выводите в своих книгах реальных людей, спросила фрау Бэр, или все придумываете?

Ульрих посмотрел на нее, невысокую полную женщину в ярко-красном купальнике, и решил, что ее комичные жесты и пронзительный голос призваны сделать ее внешне менее обыкновенной, менее похожей на унылую толстушку, от которой лучше держаться подальше.

И то, и другое, сказал он. Когда пишешь, все потихоньку срастается воедино.

Вы любите своих персонажей? спросила она. Его так и буравили ее маленькие круглые глазки, но он решил, что их пытливость никак не связана с ее вопросами или его ответами.

Нет, сказал он. Я не так их люблю, как, мне кажется, следовало бы.

Почему?

Возможно потому, что они столь привычны.

Вы хотите сказать, что вас может заинтересовать только то, чем вы не вполне владеете?

Беттина, не останетесь ли вы на ланч, вмешалась Гизела. Вас двоих так полезно послушать.

Нет, дорогая. Вы как раз напомнили, что ко мне придут гости. Продолжим нашу беседу как-нибудь в другой раз, добавила она, обращаясь к Ульриху.

Тебе она не нравится, сказала Гизела, после того как Беттина Бэр ушла.

Она смешно ходит, она смешно говорит, она смешно одевается, но у нее золотое сердце.

Могло ли это быть как-то по-другому?

Почему ты смеешься? спросил Эгон.

Ульрих позабавил, сказала Гизела.

Для разнообразия, сказал Ульрих.

Беттина все расспрашивала его о том, что он пишет. Нет ли у его персонажей реальных прототипов.