Уолтер Абиш - Сколь это по-немецки

Почему она исчезла, спросил я.

Очевидно, что-то должно было случиться, мрачно сказал Вильгельм.

В любом случае это могло беспокоить ее уже долгое время.

Да, согласился Вильгельм. А могло и случиться только что.

Она вернется, не слишком убежденно сказал я.

Сомневаюсь, откликнулся Вильгельм.

Копаясь в ящиках ее стола, я наткнулся на фотографию группы напоминающих скелеты людей, выстроившихся, позируя фотографу, в ряд. Вильгельм изучил фотографию, постройка на заднем плане оказалась одним из зданий бывшего концлагеря Дурст. Люди нелепо улыбались. Чтобы устоять, они опирались друг на друга. Под увеличительным стеклом я мог четко разобрать вытатуированные у них на руках номера.

Вероятно, эта фотография была сделана через день — другой после того, как лагерь был освобожден американцами. Я не сделал ни малейшей попытки остановить Вильгельма, пока он тщательно и неспешно рвал фотографию на мелкие кусочки. Я пальцем не пошевелил, чтобы помешать ему стереть прошлое.

Когда я покидал Брумхольдштейн, никто меня не провожал.

В буфете аэропорта я взял чашечку кофе. Невысокий коренастый мужчина за соседним столиком поднял кружку с пивом. Prost, сказал я. Перед самым взлетом я выбросил в мусорный бак раскраску и карандаши. Человек, ставивший штамп мне в паспорт, сказал: Возвращайтесь поскорее.

Auf wiedersehen.

Я вернулся из Марокко в сентябре, как раз к своей выставке в галерее «Лайт» на Мэдисон-авеню. Большая часть экспозиции была посвящена фотографиям мечети Кайруана и самого города, окруженного со всех сторон безводной равниной. В последний момент, перед самым открытием выставки, я решил включить в нее и фотографию Ирмы с пленки, которую отщелкал на молу в Вестсайде за неделю-другую до отъезда в Северную Африку. Я отлично понимал, что эта фотография выпадает из контекста выставки и даже способна привести в замешательство зрителя, рассматривающего Большую мечеть и мои бесчисленные снимки полностью задрапированных женщин Кайруана. У меня не было никаких особых причин выставлять фотографию Ирмы. Я звал ее поехать со мной в Марокко и Тунис, но она никак не могла решиться, и в конце концов я уехал один. Фотографией Ирмы в цельном купальнике я занялся у себя в лаборатории, только вернувшись из Северной Африки. На открытии галерея оказалась забита людьми, и в целом выставка была встречена очень хорошо. В первый же вечер я продал с дюжину фотографий. Всего же ушло восемь фотографий загорающей на скамье Ирмы по сто двадцать пять долларов за штуку, но из восьми покупателей только Грегори Бринн позвонил мне, чтобы пригласить к себе на Вест Сентрал — парк. Помню, на открытии я всюду высматривал Ирму, но она, по-видимому, так и не пришла.

Кто-то из моих друзей сообщил мне, что Грегори Бринн — специалист по Ги де Мопассану, каковой, между прочим, посетил Большую мечеть Кайруана в 1889 году и остался ею совершенно очарован. Подвизался Бринн также и как литературный критик, а его жена была дочерью Эммануэля Ф. Хьюго, широко известного и чрезвычайно популярного писателя. Я почему-то совершенно не ожидал, что окажусь в этот день единственным гостем; как бы там ни было, оба, и Грегори Бринн, и его жена Мод, были донельзя радушны. Я потихоньку поискал взглядом купленную им фотографию и в конце концов обнаружил ее на книжной полке в его кабинете. Фотография была вставлена в рамку от Кулике.

Из-за письменного стола Грегори Бринна открывался великолепный вид на раскинувшийся восемнадцатью этажами ниже Центральный парк, а стоило чуть-чуть повернуть голову влево — вид на Ирму в цельном купальнике. Должен признать, я был слегка разочарован, что он не выбрал ни одной фотографии Большой мечети. То, что Бринн, специалист по Мопассану, весьма красноречиво описавший посещение писателем мечети, не сумел подобрать себе какую-либо из кайруанских фотографий, поразило меня своей странностью. У нее поразительное лицо, сказал он, имея в виду Ирму. Потом спросил, привлекает ли меня тот тип холодной чувственности, который излучает Ирма. Я не нашелся, что ответить.

Что побуждает вас кого-то фотографировать, спросил Грегори перед самым моим уходом. Я вышел из их квартиры с неясным ощущением, что мною воспользовались. Я чувствовал, что меня пригласили, чтобы снабдить Грегори Бринна сведениями о женщине на купленной им фотографии. Возможно, он чувствовал, что за уплаченную цену я должен поставить ему еще и информацию. Когда я сказал, что достаточно хорошо знаю Ирму, он тут же спросил, доводилось ли мне вступать с кем-то в связь просто в результате сделанного снимка. Ну да, фотографически Ирма всегда доступна, ответил я, ожидая, что он рассмеется. Не меняясь в лице, он пристально смотрел на меня, по-видимому пытаясь оценить сказанное мною.