Несколько позже Гарри посетил «Дом бифштексов Гротона». Он вошел в зал и уселся рядом с прилавком. Раньше Гарри здесь не бывал. Высокий, тощий, совершенно невзрачный человек в поварском колпаке и грязном переднике подошел к прилавку и бросил на Гарри косой взгляд. Он был небрит и от него несло рыбой.
— Тебе нужна работа? — спросил он.
«Какого хуя каждый норовит заставить меня вкалывать?» — подумал Гарри и ответил:
— Нет.
— Нам нужен посудомойщик. Пятьдесят центов в час плюс задница Риты, когда захочешь.
В зал вышла официантка. Гарри оценил ее станок.
— Нет, спасибо. Для начала я возьму пива. Бутылочное. Любое.
Повар склонился над прилавком поближе к Гарри. Из ноздрей у него торчали длиннющие волосы. Они топорщились крайне агрессивно, как в неожиданном ночном кошмаре.
— Слушай, хуепутало, а деньги у тебя есть?
— Есть.
Повар замялся на мгновенье, потом отошел к холодильнику, выдернул из него бутылку, сорвал пробку и с грохотом поставил перед Гарри.
Гарри подхватил ее и надолго присосался к горлышку, затем нежно опустил бутылку на прилавок.
Повар продолжал изучать Гарри. Он никак не мог разобраться в нем.
— Так, — сказал Гарри, — сделайте мне бифштекс, не сильно прожаренный, с картошкой фри, масла поменьше. А пока еще бутылочку пива.
Повар навис над ним, как грозовая туча, но в конце концов смирился и все повторилось: выдергивание бутылки из холодильника, срывание пробки и грохот бутылки о прилавок.
Затем повар отошел к рашперу и бросил на него кусок мяса. Взметнулось чудное облако пара. Сквозь его завесу повар таращился на Гарри.
«Почему я ему не нравлюсь? — размышлял Гарри. — Понятия не имею. Ну, возможно, мне следует подстричься (это ведь вовсе не проблема) и побриться. Правда, лицо у меня слегка побито, но зато одежда на мне довольно чистая. Изрядно поношенная, но чистая. Ясный хуй, что я похож скорее на дворника, чем на мэра этого блядского города».
Появилась официантка. Выглядела она ничего себе. Ни бог весть, конечно, но и не отвратно. Волосы были зачесаны копной на макушке — дикое зрелище, а на висках свисали небольшие локоны — симпатично.
Она облокотилась о прилавок.
— Не пойдешь, значит, к нам посудомойщиком?
— Зарплата в принципе устраивает, но вот работа не по моему профилю.
— А какой у тебя профиль?
— Я архитектор.
— Чмо ты вшивое, — проронила она и удалилась.
Гарри знал, что он не силен в светской беседе. Чем меньше он говорил, тем лучше чувствовали себя и он сам, и окружающие.
Гарри прикончил оба пива, а тут подоспели бифштекс с картошкой. Повар грохнул тарелкой о прилавок. Он был чемпион по организации грохота.
Для Гарри появление перед ним такого блюда представлялось сродни чуду. И он вошел в него, кусая и пережевывая. Около двух лет он не ел ничего подобного. По мере поглощения бифштекса, Гарри чувствовал, как его тело наливается новой силой. Когда вы часто голодаете, в этом нет ничего удивительного.
Даже мозг Гарри выражал одобрение, а тело, казалось, с каждым проглоченным кусочком говорило: спасибо, спасибо, спасибо.
Съел.
Повар не сводил с Гарри глаз.
— Окей, — перевел дух Гарри, — повторите все еще раз.
— Все еще раз?
— Да — Взгляд повара вспыхнул ненавистью, он отошел от прилавка и зашвырнул на рашпер следующий кусок вырезки.
— И пивка, пожалуйста, повторите.
— РИТА! — рявкнул повар. — ДАЙ ЕМУ ПИВА.
Подошла Рита с пивом.
— Специально для архитекторов, — процедила она, — которые лакают слишком много.
— Я планирую воздвигнуть нечто высокое.
— Ха! Кто бы мог подумать!
Гарри переключился на пиво. Ополовинив свежую бутылку, он посетил туалет. Вернулся и прикончил остатки.
К этому времени перед Гарри с грохотом приземлилась вторая порция.
— Вакансия все еще открыта, если вдруг передумаешь, дай знать, — удаляясь, бросил повар.
Гарри не ответил. Он перемалывал бифштекс. Повар отошел к рашперу и продолжал таращиться на Гарри.
— Подумай, — не унимался он, — двухразовое питание и баба под боком.
Гарри был слишком поглощен бифштексом и картошкой фри, чтобы отвечать. Он все еще не насытился.
Когда человек нищенствует и к тому же пьет, он может не есть днями, зачастую у него просто нет желания, но потом голод настигает его — невыносимый голод. И тогда он начинает думать о еде везде и относительно всего: мыши, бабочки, листья, закладные листы, газеты, пробки, все что угодно.
И сейчас, поглощая второй бифштекс, Гарри ощущал присутствие этого великого голода. Жареная картошка была восхитительна — жирная, золотистая и горячая — и напоминала солнечное сияние, такое живительное и чудотворное сияние, которое можно откусывать, жевать и глотать. И бифштекс выглядел вовсе не жалким кусочком мертвой плоти, но чем-то волнующим, что питает тело, душу и сердце, что заставляет глаза светиться улыбкой и помогает переживать тяготы этого мира, ужас пребывания в нем. И смерть в этот момент не имеет никакого значения.
Читать дальше