Анатолий Вишневский - Жизнеописание Петра Степановича К.

Сказать честно, так и сыновья Петра Степановича не рвались к особым переменам. Придут перемены – кто-то из братьев должен будет взять отца к себе. Но кто? куда? как все это получится? Мы-то помним Петра Степановича еще молодым человеком, а 80 лет, согласитесь, это уже не первая молодость. Характер у него с годами стал тот еще! Уживется ли он с детьми да с внуками – порядочными, надо сказать, лоботрясами, как все эти нынешние молодые? Не задохнется ли в четырех стенах на каком-нибудь десятом этаже, прожив всю жизнь без всяких этажей, вблизи земли, поля, огорода? Куда, наконец, он денет своего Полкана – он столько лет честно сторожил дом да и скрашивал немного его одиночество, что там говорить? Отдать собаку кому-нибудь – так кто ее возьмет, старую? Ответов на эти вопросы никто не знал, и если можно было отодвинуть их решение на потом, то только это и нужно было сделать.

На потом – но на сколько времени? Годика через два от Петра Степановича стали приходить тревожные сигналы, во всяком случае, более тревожные, чем обычно, хотя менять в своей жизни он по-прежнему ничего не хотел. Он так и писал об этом старшему сыну.

На моем фронте без перемен. Получил от твоего среднего брата письмо, в котором он ультимативно пишет, чтобы я переезжал к нему на полное иждивение. Правда, я здесь сам виноват, так как сообщил ему, что у меня стрекочет в ушах, как будто бы я окружен кузнечиками. 24 августа я был на приеме у терапевта, так она признала у меня в наличии атеросклероз. Но этот атеросклероз у меня обнаружили врачи в 1938 году, правда, тогда кузнечики не стрекотали. Приписала мне принимать пилюли «Сайодин» (Sayodini) и витамины В6, В и аскорбиновую кислоту (порошки). Представь себе, что после двухдневного приема этих лекарств стало меньше стрекотать.

То я написал твоему брату, что я не собираюсь переезжать, так как в иждивенчестве еще нет нужды.

Средний сын не унимался, даже съездил в Задонецк и попытался уговорить отца переехать к нему хотя бы на зиму, но так и уехал ни с чем. Об этом мы снова узнаём из письма Петра Степановича старшему сыну.

Поздравляю вас с праздником Октября! Желаю вам всех благ, а главное – здоровья!

Только что получил письмо от твоего среднего брата, в котором он пишет: все члены его семьи возмущены, что он возвратился домой без меня. Но я никак не могу себе представить: как это можно запереть дом до марта месяца, чтобы в марте возвратиться в Задонецк и заняться огородничеством!? Я понимаю – проскочить в Харьков, Краматорск или даже в Новосибирск (хотя туда так просто не «проскочишь») на 5–6 деньков. Это еще так-сяк. Но поехать на четыре-пять месяцев, бросить собаку на соседей и быть спокойным – этого без гипноза никак нельзя сделать.

Впрочем, постепенно настроение Петра Степановича и тон его писем стали меняться.

Если бы была жива Люба, еще бы продержался здесь, – пишет он среднему сыну. – Мне жаль расставаться и с Задонецком, и с хозяйством. В хозяйстве по Красноармейской ул. № 9, которое досталось нам от матери Любы, я прожил 35 лет! Правда, эти 35 лет мне кажутся – не 35 лет, атак… лет 8-10.35 лет прошли, как затяжная война, а мне кажется, что и не было их.

Но у меня все-таки прогрессирует дрожание рук, и не хочется в одиночестве оставаться до катастрофы. Да и сейчас уже я могу выполнить только грубую работу, например, колоть и пилить дрова, носить мешки, а вот уже пришить пуговицу, подносить ко рту чайную ложечку, бриться ножевой бритвой – эти дела трудные….

Не мог Петр Степанович не задумываться о переезде, пусть не сейчас еще, так в будущем… Собака, он понимал, долго не протянет, а новую заводить уже поздно. Но к кому переезжать? Предварительно он склонялся к тому, чтобы переселиться к среднему сыну.

Петр Степанович по-прежнему регулярно получал от него письма, всегда их ждал и с удовольствием читал – и про производственные дела, и про нутрий, а боялся только одного: новостей о болезнях, особенно после той истории с Лизой. Тогда все кончилось более-менее хорошо, а все равно Петр Степанович, открывая конверт, всегда опасался чего-нибудь неприятного. А если письмо начиналось с нутрий, значит, в семье все было спокойно, никто не болел, и у Петра Степановича сразу отлегало от сердца.

В последнее время приходили в основном приятные известия.

Сегодня Лизавета приехала домой после экзаменов, худая и больная. Но она теперь студентка. Наконец, свершилось! Наталка готовится поступать на филологический факультет, но она почти уверена, что не поступит.