Михаил Барышев - Вороний мыс

— Не дело задумали… На дырявом карбасе в море идти.

— Ухи свеженькой захотелось, Николаха, — поморгав мне, заговорил Добрынин. — И директор пусть поглядит, как в море рыбку достают. В конторе ему бумажки этот вид загораживают… У нас с ним давно уговор, чтобы в море на промысел сходить. Верно, Виктор Петрович?

— Да, — соврал я, понимая нехитрую уловку старика. — Был уговор, а время не хватало. То дела, то командировка.

— А сейчас в самый раз, — снова заговорил Добрынин. — И дел еще сверх головы нет, и погодка наладилась. Привезем небось на уху.

— Не верти, Игнат Ильич. Для ухи с ярусом не ходят… Промышлять надумали.

— А хоть бы и так… На зиму тоже надо о припасе позаботиться. И Виктор Петрович не святым духом питается.

— Уж вам-то совсем ни к чему в такое дело путаться.

Шайтанов резко повернулся и уставился на меня немигающими глазами. В них я увидел гнев, растерянность и немую благодарность. Что из того было главней, я не мог сообразить.

— Как-нибудь сам разберусь, во что мне путаться, — перебил я Шайтанова и уселся рядом с Добрыниным готовить ярус.

Николаи топтался возле нас. То уговаривал отказаться от рискованной затеи, то молчал, то пытался помогать.

— Ладно, — сказал он напоследок. — В сторону вас не своротишь. Я тоже в море пойду. Потонем, так за компанию.

Он настоял на своем, и в море мы вышли втроем. Отлив быстро вынес карбас из реки. На заливе Добрынин поставил парус, и, хлюпая тупым носом, наше суденышко бойко пошло напрямик к Крестовому наволоку, за которым открывалось море. Часа через три, высмотрев какие-то известные ему приметы, Добрынин скомандовал убрать парус.

— Хорошо дошли. Здесь будем выметывать… Ловись, рыбка, маленькая и большая.

Метр за метром уходил в воду ярус — веревка с крупными крючками. Лег на дно лапчатый якорь-дрек, и на пологих волнах закачался пробковый буй с выцветшим лоскутом на шесте.

То ли знал старый помор, где выметывать ярус, то ли в самом деле после шторма рыба хорошо брала наживку, улов оказался добрым. В ящики одна за другой полетела увесистая, с мраморными разводами треска, крупная пикша и тяжелые палтусы. Пятнистые зубатки рвались с крючков и, вытащенные из воды, зло хлестали хвостами.

Мы не выбрали и половины яруса, а оба ящика оказались полными. Теперь бросали рыбу на дно карбаса, заталкивали ее под сиденья. Спотыкались о нее, в рыбацком азарте накалывались на крючки, путались в осклизлой снасти. Вперебой, словно кто-то нас подгонял, кидались к каждой рыбине, всплывавшей за бортом.

Когда ярус был выбран, Добрынин оглядел улов и сказал довольным голосом:

— Вот пофартило так пофартило. Пудов тридцать взяли.

— Сказать кому — не поверят, — откликнулся с носа Шайтанов, выбиравший якорный трос.

Лицо капитана «Сайды» посветлело, разгоряченное привычной работой. Он был рад хорошему улову, тихой погоде и крикам чаек, хватавших чуть не из рук мелкую рыбу, которую мы выбрасывали за борт. В просине глаз очистились донца, и взгляд стал оживленным. Сбив на затылок теплый треух, Шайтанов ладными движениями сматывал сырой трос, укладывая его в ровную, кольцо к кольцу, бухту.

Добрынин откидывал в корму рыбу, освобождая место для гребли.

— Ты, Николаха, садись за руль, а мы с директором помахаем на пару веслами, пока попутный ветер сподобится.

Придерживая протезом валек весла, я опускал его в воду, откидывался корпусом и с силой тянул на себя. Затем поднимал, наклонялся, снова отпускал. Вперед-назад, вперед-назад, раз-два, раз-два.

Рядом со мной так же мерно кланялся Игнат Добрынин.

Скрипели деревянные уключины. При каждом гребке вода раздвигалась под тупым носом карбаса и, прожурчав вдоль бортов, смыкалась за кормой. Море окружало нас со всех сторон. Большое, равнодушное и такое одинаковое, что негде было зацепиться глазу, приметить, что наши гребки двигают карбас.

От усталости ломило плечи, а берег, казалось, не приближался. Словно вода схватила нас в невидимые объятия и не хотела отпускать с добычей.

Сизую хмарь, которая начала вспухать над Крестовым наволоком, первым заметил Шайтанов.

Похоже, шелоник собирается, Игнат Ильич, — обеспокоенно сказал он.

Добрынин повернулся на скамейке и с минуту вглядывался в низкое облако, на глазах распускавшее дымчатые перья.

— Шелоник, леший его бери… Налегай теперь, Виктор Петрович. Надо поспеть в залив завернуть. Ты, Николаха, доставай запасные весла и садись во вторую пару. Сколько поможешь, и то ладно.