Михаил Барышев - Вороний мыс

— Где вы учитесь?

— Да так, потихоньку грызу гранит… Третий курс юридического.

— Шерлоком Холмсом решили стать?

— Нет. Буду специализироваться в другой области… Морское право. Тайм-чартер, цертепартия, коносамент. Вы, наверное, таких слов и не слышали. Поинтереснее, чем разбираться, кто ломиком замок у пивного ларька своротил. И опять же море. Какой-нибудь крупный порт, корабли. А я водичку люблю. На ней родился и вырос.

Насчет того, что на буксире разносолов не держат, капитан Усик оказался не совсем точен. Часа через три хода «Жерех» вдруг круто повернул к берегу, где у стены камышей жалась остроносая рыбацкая бударка. Приметив маневр буксира, на ней замахали веслами и двинулись навстречу.

— Василий, прими чалку!

После того как полчаса прошли обратным курсом, у дебаркадера рыбной приемки была получена плата за подтаску. С бударки на палубу шлепнулся увесистый, килограмма на три, темноспинный язь, отливающий золотом на сытых боках, и пара плотненьких сазанов.

— Заработали обед, — подмигнул Ивашину матрос, деловито осматривая рыбу. — Подходящая… Позавчера один паразит тухлятину кинул. Десять километров его, гада, против течения тащили, а он снулого судака всучил. Сейчас будет уху соображать. Нашу, двойную, рыбацкую.

В объемистом чугунке сначала был отварен язь, затем туда кинули пригоршню картошки, лавровый лист, щепоть перца и свалили распотрошенных сазанов.

Обедать расположились на полубаке под выгоревшим до белизны тентом, мягко хлюпающим под ветром. Хлеб был нарезан увесистыми ломтями, соль подана в консервной банке крупная, сизо отливающая крупитчатым блеском. На выскобленной доске покорно лежал язь, уставив белые, как фарфоровые шарики, незрячие глаза. Когда была снята крышка с чугунка, на буксире потянуло ароматным запахом свежей рыбы, терпкого дымка и влажного ветра, явно способствующих аппетиту.

Уха была отменной. Густо подернутая янтарными блестками жира, она обжигала рот и мягкой тяжестью укладывалась в желудке.

Ивашин поставил бутылку коньяка, прихваченную в рейс, и холодок равнодушия между ним и командой дал заметную трещину. Стопка коньяка прошла у Игоря как глоток газированной воды. Нерасчетливо выхлебав до дна алюминиевую миску, он уже с некоторой робостью поглядывал на распластанного язя.

После обеда капитан Усик принялся пытать гостя осторожными вопросами, сопровождая каждый из них оговоркой, что человек он простой и, может, кое-что недопонимает и потому хочет получить от столичного товарища полную ясность. Он дотошно выспрашивал о пенсиях, большое ли вышло повышение и будут ли дальше прибавлять, о парагвайском диктаторе, о палестинцах, о событиях в Ольстере и лазерных лучах, которыми вроде приспособились палить людей.

Игорю хотелось растянуться под тентом и бездумно глядеть на низменный, в свежей зелени, берег, неспешно проплывающий мимо. Тем более что о парагвайском диктаторе он знал не больше, чем о жизни на Марсе, и прибавками к пенсиям по молодому возрасту интересовался весьма поверхностно.

Ивашин выкручивался, как мог. Покалывая его шильцами маленьких глаз, в которых теперь вместо сонного равнодушия светился интерес, Усик внимательно выслушивал ответы. Иногда молчал, задумчиво скреб пальцем возле уха. Иногда соглашался:

— Правильно. И у нас так люди говорят.

Василий с аппетитом доедал отварного язя. Аккуратно выбирая кости и выщипывая плавники, он уплетал один за другим сочные куски.

— Вкуснота, кто понимает, — сказал он сытым голосом и неторопливо вытер руки. — И польза большая от рыбы. Пишут, фосфору в ней много. А он для головы нужен. Особенно, когда у тебя сессия на носу.

— Скоро останемся без фосфора, — усмехнулся Усик. — Браконьеры, сволочуги, ради лишнего рубля готовы собственными штанами всю живность из реки вычерпать.

— Я бы им собственноручно головы откручивал, — горячо поддержал капитана Бабичев.

— Тебе-то какая печаль? Кончишь свой институт и нацелишься подале, где бифштексами кормят. Это нам с Максимычем о рыбешке нужно печалиться. Мы на ней с рождения стоим и до конца дней стоять будем.

— Сидите вы с Максимычем на рыбе, — перебил капитана Василий. — Мало сидите — норовите брюхом лечь. Дома под шифером наживаете, заборами огораживаетесь, в шантельках с кумовьями чаи распиваете.

— Укоротил бы язык, Василий. Говорено уже было о том не раз…

Игорь догадался, что Бабичев продолжает с Усиком какой-то давний спор. В этом споре, судя по тому что говорил молодой матрос, Игорь был на его стороне.