Татьяна Алфёрова - Поводыри богов (сборник)

Еще дальше смотрел Сновид: на возмужавшего воеводу Свенельда, поверяющего свои тайны не советнику, не отроку, не волхву, не человеку вовсе, а маленькому идолу, бронзовому Перуну с позолоченной головой и молнией в руке.

– Игорь, – объяснял Свенельд идолу, – трус. Согласился на малую дань, согласился сразу, как предложили. А мог взять у греков втрое, если б дошел до Царьграда. Силы у него хватало, войско сытое, неусталое. Захотел повторить поход вещего Олега, да повернул, едва краешек добычи ухватил. С легкой добычи вовсе на уступки пошел греческому-то царю. Был бы жив Олег, разве бы греки столько воли себе взяли! Да и ты стоял бы в большом нарядном капище, а не в моем походном храме. Тебе тоже ущерб от Игоря, не захотел ленивый князь менять установившийся порядок, тебя во главе ставить. Хитрей решил: признал Ящера первым богом, как раньше, а большую часть его, Ящера, законной добычи – жертвы наказал волхвам на свой двор нести, дескать, князь сам будет решать, что жертвовать в капище, что в кремле оставлять. И Ящера Игорь обокрал. Но это только в Ладоге, киевских столичных волхвов побоялся.

Идол же кивал Свенельду золоченой головой, тяжело ворочал негнущейся шеей, ронял слова, как ржавые древние наконечники:

– Отправляй Ольгу с Асмудом древлян воевать, пока Игорь не вернулся. Добуду ей удачу. Ольга же отдаст тебе древлян на прокорм, за память о вещем Олеге, Игорь не посмеет возмутиться ее решением. Древляне тебе аккуратно станут дань платить.

Немного дальше видел Сновид, видел, как пьяные гриди подступали к Игорю, развалившемуся во главе длинного стола, уставленного снедью и корчагами с вином, как жаловались на свою бедность, кивали на богатство Свенельдовых воинов. Два любимых белокурых отрока князя Игоря аж плакали от зависти, словно девушки, и твердили: полно серебра у косматых древлян, зачем мы, дружина Игоря, сами не сходим за серебром, труд не велик, только суму побольше приготовь. И пьяный Игорь обещал; обещал и трусил древлян, а протрезвев, трусил Свенельда, но возвращался из очередного похода воевода Свенельд, с радостью уступал древлян Игорю, да еще подначивал, что нигде дани не взять легче. А после шел воевода на берег широкой реки, не Волхова уже – Днепра, доставал бронзового идола и обещал:

– Перуно! Скоро исполнится! Совсем недолго осталось Игорю княжить.

И распрямлялись дикие вязы, такие же косматые и кряжистые, как древляне, рвали тело князя Игоря надвое, а где стекала его кровь, не росла больше трава, одни сухие лишайники, несущие дурную болезнь и розовые пятна по всему телу.

Но княгиня Ольга не плакала у себя в тереме, как плакала бы всякая другая жена и вдова, а готовилась к войне и сама ехала вместе с войском, легкий меч висел у нее на поясе. А уж после того похода ездила без устали по всей земле – отныне своей, по всем владениям, наводила порядок после Игоря. Каменные охранные знаки ставили там, где Ольга полагала границы; корпели писцы, готовили грамоты об Ольгиных победах; а похожи те грамоты были на кощуны, на сказки и песни. Не о войне говорили – о мудрости да хитрости Ольгиной, не о битвах, а о птицах-голубях, выпущенных княгиней нести к родному древлянскому жилью прожорливый огонь в красных лапках. В тех грамотах нежные голуби, взятые ее хитростью как дань с каждого древлянского двора, приносили Ольге победу, а не суровые воины.

Далеко-далеко видел Сновид, другое видел, но похожее, где зло опять порождало зло, умножаясь. Видел, как Ольгин сын великий воин князь Святослав на острове в устье могучей реки погибал зимою от голода вместе с дружиной, как воины его варили и ели кору, как рыли снег, выискивая корешки и мерзлых лягушек. И опять воевода Свенельд – шатаясь от слабости, на том же проклятом острове, отойдя от прочих, – говорил с идолом, требовал у Перуна:

– Ну одно слово, хотя бы знак подай – твой это сын? Твой или Игоря? Дай мне знак! Чей сын Святослав?

Молчал идол, может, голодный, не мог башкой ворочать, да только нечем было Свенельду бронзовому истукану губы смазать. Масло съели, кожи съели – всё съели. Только почести и остались: теперь Перун главный бог в дружине у князя Святослава.

Видел Сновид, как бежал прочь воевода со своими лучшими воями во время битвы с печенегами на Днепровских порогах, а на счету был каждый человек, тем более такой, как Свенельд. Бежал, бросил своего князя Святослава на верную смерть. Надеялся ли, что Перун защитит сына? Коли Святослав – от Перуна. А если это Игоря сын, то не жалко: вырвать поганое семя, и дело с концом. Некому оплакивать – Ольга не ждет их в Киеве, умерла Ольга и похоронена совсем по другим, не урманским обрядам. Ольга тоже предала Свенельда: умерла раньше.