Вильям Козлов - Волосы Вероники

Еще минут десять я терпеливо слушал его, потом не выдержал, повернулся и хотел было уйти, но тут он замолчал, схватил меня за руку и спросил:

— Ты знаешь Пилипенко?

Я чуть не расхохотался: и Великанова захватила эта институтская карусель! Помнится, когда я в отпуск уходил, его не очень-то волновали назревающие перемены в нашем НИИ, его больше того занимала безвозвратная потеря своего реферата.

— Страшный человек,— доверительно заявил я.— Если придет в наш институт, всех разгонит. Говорят, у него никогда Доска приказов не пустует: что ни день, то обязательно кому-нибудь влепит выговор. И увольняет не по собственному желанию, а по статье.

— Чего ты-то радуешься? — подозрительно посмотрел на меня Геннадий Андреевич.

— А я уже место себе в другом институте подыскал,— беспечно продолжал я.— Зарплата такая же, а директор — золото!

— Я тоже слышал, что он крутой мужик,— сказал Великанов.— А с другой стороны, нам и нужен руководитель с твердой рукой. Пока, без директора, народ избаловался, на работу опаздывают, у меня трое из отдела на бюллетене. А вчера «больную» Сидорову встретил на Невском в кинотеатре «Художественный». Вместе смотрели бразильский фильм. И хоть бы стыдно ей стало! Помахала издали ручкой, мол, привет, шеф! Гейгер прямо на работе что-то пишет свое для издательства. А когда я его застукал, знаешь, что он мне сказал: «Чего вы, Геннадий Андреевич, икру мечете?..» Обрати внимание: «икру мечете…» Раньше он никогда не позволял себе подобной наглости!.. Говорит, что, пока начальства нет, нужно кое-какие свои дела-делишки поправить…

— Ты же его начальство!

— И мне советует устраивать свои дела, например тоже в рабочее время написать для какого-нибудь технического журнала статью и заработать… детишкам на молочишко…

— Тоже его слова? — поинтересовался я.

— А чьи же еще?

— И что ты?

— Запретил ему заниматься халтурой, тогда он подал заявление об отпуске за свой счет Скобцову, и тот подмахнул ему…

— Мои дамочки тоже пробавляются разговорчиками,— вздохнул я.

— В общем, худо, Георгий, без директора…

Я заметил на его щеке пучок невыбритых волос, наверное торопился на работу… Геннадию Андреевичу можно было не бояться самого строгого начальства, он был добросовестным, пунктуальным работником, а дело свое знал досконально. Отдел технической информации покойный директор Горбунов всегда ставил в пример всем.

Я признался Великанову, что пошутил насчет Пилипенки, я его в глаза-то не видел.

— И чего это мы так близко к сердцу принимаем каждую новую кандидатуру на пост директора? — задумчиво сказал Великанов.

— Вот именно,— заметил я.

— Да по мне, пусть директором назначают хоть уборщицу тетю Надю.

— Тетя Надя, пожалуй, не справится,— в тон ему ответил я.— Образования маловато.

— И все-таки лучше бы утвердили Гоголеву, чем варяга со стороны,— заметил Геннадий Андреевич.

— Так и Скобцов считает,— сказал я.

— Вот Скобцова все это должно волновать,— проницательно заметил Великанов.— Раньше, когда он сам рассчитывал стать директором, он восстанавливал всех против Гоголевой, а теперь ратует за нее. Я бы, на ее месте, если она станет директором, первым же приказом по институту уволил Скобцова.

— Она этого не сделает, иначе Артур Германович не воевал бы сейчас за нее.

— Рассчитывает на то, что Ольга Вадимовна выше мелких склок… По-моему, она единственная, кто не участвует во всех этих интригах, которые уже полгода плетут Скобцов и твоя Коняга Грымзина… А ей-то что за выгода?

— Ей лишь бы будоражить общественность и не заниматься переводами… Как ты думаешь, выберут ее председателем месткома?

— Вряд ли,— подумав, сказал Великанов.— Глуповата она и грубовата.

— Жаль,— вздохнул я.— Видно, мне с ней куковать до скончания века.

— А мне с Гейгером! Хрен редьки не слаще.

В раскрытое окно залетела крапивница. Суматошно закружилась по комнате, привлеченная блеском очков Великанова, попыталась усесться на них, потом успокоилась и приземлилась на белый крашеный подоконник. Мы зачарованно смотрели, как бабочка складывает, а потом снова расправляет красивые в черных и желтых точечках крылья.

— Ищет зимнюю квартиру,— сказал Геннадий Андреевич.— Забьется в щель — и до весны!

— И никаких забот.

— А что, если все-таки Скобцова назначат? — после продолжительной паузы спросил Великанов.

— Не думай об этом,— сказал я.

Великанов снял очки, пока протирал их носовым платком, серые глаза его помаргивали. На переносице отпечаталась красная полоска от дужки. Я внимательно смотрел на него, кажется, Геннадий Андреевич за этот месяц еще прибавил в весе: живот выпирает из-под пиджака, щеки округлились, а глаза печальные и усталые.