Вильям Козлов - Волосы Вероники

— Варя, зачем ты так? — с укоризной посмотрела на нее Вероника.

— А что он тут устроил… цирк? — взорвалась Варя. Леня стоял телеграфным столбом и хлопал глазами.

Вид у него растерянный. Потоптавшись, он подошел к Варе, крепко взял за руку и заявил:

— Короче говоря, мы завтра подаем заявление во Дворец бракосочетания.

Я молча смотрел на них, ожидая, какую еще штуку выкинет дочь. Вероника прижалась к моему локтю, и тоже смотрела на них. Веселее всех было Олегу Попову, он понимающе подмигивал нам, приглашал в цирк, где обещал все проблемы враз разрешить…

Варя высвободилась из рук Боровикова, отодвинула с глаз темную прядь, выбившуюся из-под пушистой шапки, и разразилась целой речью:

— Не пойдем мы завтра, дорогой Ленечка, во Дворец бракосочетания… Он решил за меня! Почему вы, мужчины, думаете, что стоит нас поманить в загс и мы побежим, задрав юбки?

— Варенька, ты ведь в джинсах,— вставила Вероника. Она с нескрываемым интересом следила за происходящим.

— Рано, Ленечка, нам подавать заявление… Я еще не готова к семейной жизни. А что толку выйти замуж и потом развестись? Я хочу действовать наверняка, а ты, Боровиков, пока не внушаешь мне доверия как будущий муж. Ты — эгоист, привык к поклонению, легкой жизни, и потом, у тебя нет профессии… Третий год не можешь сдать экзамены за второй курс института! Или думаешь, если ты известный баскетболист, так тебя не выгонят?

— Осенью сдам,— мрачно сказал Леня.

— То, что у тебя уйма недостатков,— это меня как раз не смущает,— продолжала Варя.— Хороших, положительных я не люблю. С ними скучно, неинтересно, а с тобой, Леня, не соскучишься… Сколько пришлось бы одних твоих поклонниц отваживать… Да и тебя самого надо еще обтесывать и обтесывать, хоть ты и большой, да…

— Варя! — не выдержал я. Ей-богу, мне стало жалко бедного Леню, выслушивающего все это!

— Но и это еще не главная причина,— никак не реагируя на наши реплики, разглагольствовала Варя.— Из тебя со временем можно сделать человека… Но у меня университет, а серьезная учеба и замужество несовместимы. По крайней мере для меня. Так что матримониальные отношения на данном этапе меня не привлекают… Напрягись, Ленечка, пошевели мозгами и правильно меня пойми… А теперь, будь добр, отвези меня домой.

Я любовался Варей, даже оскорбительные для Боровикова слова она сумела так преподнести, что тот, судя по его виду, ничуть не обиделся. Наоборот, услышав ее последние слова, он выпрямился, провел ладонью по волосам — перо на голове пригнулось и снова выпрямилось — и направился к машине. Распахнул дверцу и помог Варе усесться на переднее сиденье, потом обернулся к нам, приглашая в машину.

Варя негромко засмеялась и сказала:

— Им в другую сторону, Леня… Поехали!

«Жигули» резво рванули с места, прошелестели по горбатому мосту через Фонтанку и, мигнув красными огнями, нырнули на улицу Белинского.

— Ты заметил, какими глазами он смотрел на Варю? — спросила Вероника.

— Какими?

— Он боготворит ее.

— Наверное, ей этого мало…

— Я бы хотела, чтобы моя Оксана походила на Варю,— задумчиво произнесла Вероника.

— Пусть Оксана походит сама на себя,— возразил я.— Она — прелесть.

Вероника повернулась ко мне, пристально заглянула в глаза, потом обхватила руками мою шею и, буквально повиснув на мне, стала неистово целовать… Резкий автомобильный гудок раздался совсем рядом: таксист, обогнув нас и что-то крикнув, стремительно промчался мимо.

— Что же мы стоим посередине площади? — первым опомнился я.

— Я люблю тебя, Шувалов,— не отпуская меня, сказала она.

Я тоже хотел ей сказать, что люблю, но она ладошкой закрыла мне рот:

— Боже, как хорошо мне! Ничего не говори! Молчи. В этом мире сейчас только ты и я. Я слышу, как ты молчишь… Я тоже буду молчать. А ты слушай…

Я слышал сначала стук своего сердца, а потом — ее. Прижавшись друг к другу, мы молчали, а наши сердца, перебивая друг друга, что-то торопливо говорили…

Над ее головой как раз между двумя телевизионными антеннами явственно проступило на черном небе такое родное теперь мне и близкое созвездие Волосы Вероники.

1982

В 1988 году Вильяму Федоровичу Козлову исполняется 60 лет. Казалось бы, обыкновенная эта фраза звучит для знакомого с его творчеством человека несколько неожиданно. Ведь так богат жизнью, движением, молодостью художественный мир писателя. Он чужд кабинетной тиши и келейного уединения, поистине открыт всем болям и тревогам мира. Он силен накопленным мастерством, живыми, не «книжными» впечатлениями, нравственно целен и духовно богат.