Вильям Козлов - Волосы Вероники

— Я слушаю вас,— сказал я, когда официант поставил кружки и тарелки из нержавейки со скумбрией и брынзой на стол.

— Что? — разинул он рот, впрочем тут же поднес к нему кружку, с достоинством отхлебнул свежего пенистого пива, закусил брынзой и только после этого посмотрел на меня.

Я никогда не видел этого человека, в этом я бы мог поклясться, и все-таки что-то в его крупном лице проглядывало неуловимо знакомое. Щеки у него крепкие, чисто выбритые, серые глаза близко сдвинуты к прямому с широкими крыльями носу. На мясистом подбородке небольшая бородавка. Неприятным его лицо нельзя было назвать, наверное, когда он смеется, даже становится симпатичным, зубы у него белые, видно совсем не знакомые с бормашиной. Несколько громоздок, излишне полный, даже сквозь ратиновое зимнее пальто выпирает живот, но еще не до такой степени, когда человека называют толстяком. Если бы мой преследователь позанимался спортом, он быстро обрел бы хорошую форму.

— Выкладывайте, что там у вас,— поторопил я, видя, что он не собирается шевелиться.— Может, вы меня за кого другого приняли? Сдается мне, что я вас никогда не видел.

— Зато я вас хорошо знаю,— весомо уронил он. Серые глаза его стали суровыми.— Лучше бы, конечно, я вас никогда не знал…

— А мне, наоборот, просто не терпится с вами познакомиться,— сказал я.— Первый раз в жизни за мной увязался «хвост»!

— Хвост? — удивился он.

— А ловко я от вас скрылся? — поддел я его.— Плохой из вас вышел бы разведчик…

— Моя фамилия Новиков,— спокойно сказал он, и все встало на свои места.

Встреча эта рано или поздно должна была состояться, что ж, пусть это будет в захудалой пивной неподалеку от Невского… Почему-то вспомнилась строка из песни Высоцкого: «В Ленинграде, городе, у Пяти Углов, получил по морде Саша Соколов…» А может быть, Вася или Петя? Какая разница?..

— Вы не работали в милиции? — спросил я.

— Ах, вы об этом…— криво усмехнулся он.— Мне нужно было поговорить с вами.

— Я к вашим услугам,— сказал я и про себя рассмеялся: чего это я заговорил языком минувшего столетия? Может, еще перчатки с ним будем швырять в лица друг другу? Пригласим секундантов?..

Руки у него большие, на пальце толстое обручальное кольцо. Глотнув пива, он снова закусил брынзой, наконец поднял на меня глаза. Они у него, надо признать, не глупые.

— Я знаю, вы ни в чем не виноваты…— начал он.

— О какой вине вообще может идти речь? — перебил я.

— Наверное, во всем я один виноват,— мрачно усмехнулся он.— Вы или кто-нибудь другой, какая разница?

Я молчал. Судя по всему, скандала не будет. Муж Вероники, по-видимому, смирился, но тогда за каким дьяволом он как пришитый ходил за мной? Теперь я был уверен, что и утром он провожал меня до института.

— Вам, наверное, время девать некуда,— сказал я.

— Признаюсь, что так бездарно я еще никогда свое время не проводил,— вздохнул он.

— Я вам сочувствую,— брякнул я, не подумав.

— Я не нуждаюсь в вашем сочувствии, милейший! — рявкнул он и, сделав паузу, спросил нормальным голосом: — Где она?

Вероника переночевала у меня только одну ночь и утром ушла. Я полагал, что она на даче в Репине.

— Там ее нет,— будто прочитав мои мысли, мрачно сказал он.

Я пожал плечами, я тоже не знал, где Вероника. Она мне не звонила, а встретиться мы договорились в субботу, сегодня всего лишь четверг. Докладывать ему об этом я не собираюсь.

— Какая у вас зарплата? — вдруг спросил он.

— Это так важно? — опешил я.

— Я убежден, что зарабатываю в два раза больше вас,— продолжал он.— Вероника никогда ни в чем не отказывала себе, она не знает счета деньгам. Всеми хозяйственными делами занимался я. Теща такая же беспомощная, как и Вероника.

— К чему вы все это мне говорите?

— Я хочу вас предупредить, что пословица «с милым рай и в шалаше» к Веронике неприменима.

— Пусть все это вас не беспокоит.

— Позвольте! — взвился он.— Мне не безразлично, где, с кем и как будут жить моя бывшая жена и единственная дочь, которую я люблю. Я бы мог по суду отобрать у вас Оксану, но не хочу травмировать ребенка. Впрочем, я еще посмотрю… Вы, наверное, знаете, что Вероника отказалась от алиментов? — Он испытующе посмотрел мне в глаза.— На машину она тоже не претендует.

— Вероника умная и благородная женщина,— сказал я.— И она знает, что делает. А меня, пожалуйста, увольте от этих разговоров. Мне они неприятны.

— Наверное, ей не нужно было увольняться с работы…— думая о своем, сказал он.