Вильям Козлов - Волосы Вероники

— Не надо все в одну кучу,— возразил я.— Люди разные, и любовь у них разная. У мелких людей и любовь мелкая…

— А что у нас с тобой было? — понизив голос, спросила она.

— Ты же сама говорила: физиологическая совместимость.

— Наверное, этого мало…— задумчиво произнесла Полина.

— Мало,— согласился я.

— Почему я сказала: «было»? — посмотрела она на меня голубыми глазами.— Я оговорилась?

— Ты правильно сказала,— проговорил я.

Второй раз за последнее время произношу жестокие слова женщинам. Женщинам, которые мне были близки. Хотел бы я этого или нет, но Вероника вытеснила из моего сердца всех, кого я знал до встречи с ней. Жалел я об этом? Себе я мог признаться: да, жалел! И Оля Вторая, и Полина — обе были дорогими для меня женщинами.

— Но ведь можно остаться друзьями и без этого? — Она не смотрела на меня.

— Да-да,— сказал я.

Вторая женщина уходит от меня. Мне жаль, но ни одну из них не хочется удерживать. Наверное, и я изменился, а женщины это сразу чувствуют. Последнее время мы часто встречаемся с Полиной, но мне и в голову не приходит даже поцеловать ее. Боба Быков утверждает, что он может любить сразу нескольких женщин, чепуха это! Любить можно только одну.

Я люблю Веронику, и это сразу почувствовали Оля Вторая и Полина. Ни одна, ни другая не упрекнули меня в этом, даже не дали понять, что обескуражены, переживают, они просто тоже остыли ко мне, как и я к ним.

Маленькие привязанности легко и рвутся, как тонкая паутина. И не происходит бурных сцен, объяснений, нет и ненависти, остаются лишь сожаление и грусть… Можно ли себя заставить полюбить кого-нибудь? Наверное, нет. Это будет насилием над собой. В старину, когда браки устраивались по воле родителей, бытовала поговорка: стерпится — слюбится! И жили муж и жена долгие годы без всякой любви. А ведь нет на свете несчастнее человека, который не испытывал настоящей любви! Как бы мой приятель Боба Быков ни хорохорился, он несчастный человек. И его «подвиги» на этом поприще — одна видимость. Но Боба Быков каким-то образом ухитряется сам себя обманывать, внушает себе и другим, что он счастлив. Прыгает, суетится перед каждой, а кому это нужно? Женщины уходят, а Боба остается один. И снова весь в безумной погоне за другой, третьей, четвертой… Как-то я его спросил: любил он хоть одну из своих многочисленных знакомых? Он, не задумываясь, ответил: «Всех!» Всех — значит, никого. Да, наверное, и его никто не любил.

— Девочки, накрывайте на стол в большой комнате! — командует Полина.

Обычно мы с Варей пили чай на кухне, а теперь семья большая — на кухне нам не поместиться.

Черноголовая Вика и светленькая Ника проворно тащат в комнату чашки, ложки, Варя режет на доске колбасу, Полина заваривает чай. Мне хочется тоже что-либо сделать, но я знаю, это вызовет возражения. Скоро совсем отучат они меня от кухни. Оля Вторая предоставляла мне безраздельное право распоряжаться у плиты. Девочки присмирели за столом, изредка вскидывают глаза то на меня, то на Полину, с Варей они обращаются как с ровней. С лета они заметно подросли, одеваются по-прежнему одинаково, вот прически только разные: у Вики волосы на затылке затянуты в конский хвост, а белокурые локоны Ники рассыпаны по плечам. У Вики губы измазаны в белом креме от пирожного. Ника взяла бумажную салфетку и молча протянула сестре. Я несколько раз ловил на себе ее испытующий взгляд, наконец она не выдержала и попросила:

— Георгий Иванович, расскажите, пожалуйста, про море.

Иногда за чаем я им рассказывал про исследования Жака-Ива Кусто, про его находки на дне океана, про встречи с удивительными морскими животными.

— Про акул? — улыбнулся я.

— Про Марианскую впадину,— вставила Ника.

— А как обстоят дела с уроками? — поинтересовалась Полина.

Можно подумать, что у нее самой есть дети и она привыкла ими командовать!

— Мама никогда не проверяла наши домашние задания,— отчеканила Ника.

— Она нам доверяла,— прибавила Вика.

Я видел, краска ударила Полине в лицо, однако она и вида не подала, что обиделась. Поставила чашку на блюдце, спокойно сказала:

— Извините, что я вам часто напоминаю про уроки, но меня об этом просил ваш отец.

— Мы ему в следующий раз покажем свои дневники,— миролюбиво заметила Вика, ей не нравилась резкость сестры.

Я подумал, что Полине не следовало бы обращаться с ними как с маленькими детишками, близнецам скоро будет по одиннадцать лет, они развиты и, если надо, сумеют постоять за себя. Особенно Ника. Случалось, она и Варю осаживала, когда та чересчур нажимала на них. Ко мне же они относились подчеркнуто вежливо, называли только по имени и отчеству. Я им рассказал про первое историческое погружение Жака Пиккара и американца Дона Уолшема в батискафе «Триест» в знаменитую Марианскую впадину — самое глубокое место в Мировом океане. Случилось это 23 января 1960 года. За пять часов спуска они преодолели толщу воды в 10 919 метров. На дне Марианской впадины «Триест» пробыл 20 минут. Отважные исследователи увидели в донном иле красную креветку, похожая на подошву рыба смотрела в иллюминатор большими выученными глазами.