Романо Луперини - Ивы растут у воды

«Но зачем столько электричества?» — спрашивал он. «Чтобы продавать его, в основном, Соединенным Штатам, а они в ответ посылают нам кислотные дожди. Посмотри на свои ботинки, когда идет дождь».

Он посмотрел, через несколько дней. К ботинкам прилипла жидкая зеленоватая грязь, лак потрескался, изменился цвет, кожа стала шероховатой. Зимой приходилось надевать поверх ботинок защитные гетры. Рыба в больших озерах погибала, деревья были поражены, становились желтыми, сначала макушки, потом и низ кроны. Огромные леса высыхали, превращались в кучи древесных отходов, гниющих, с отваливающейся корой. Десятки видов животных исчезали.

Он снова смотрел на луну несколько дней спустя, с тринадцатого этажа башни на Изабелла Стрит, в Торонто, куда он переехал на жительство, недалеко от университета, в котором он преподавал. Желтый мяч в самом центре закрытого пространства между двумя ярко освещенными небоскребами: как ненужное украшение.

В башне было двадцать этажей, небоскреб среди других небоскребов, совершенно одинаковых, с десятками одинаковых квартир, обставленных одинаковой мебелью, в которых жили одинаковые люди, сотня человек в башне, едва здоровающихся в лифтах, поднимающих их наверх. Не нужно было вытирать пыль, махать тряпкой, расставлять тарелки. Фирма присылала работников по уборке квартир; мусор выбрасывался в мусоропровод в стене кухни и исчезал в недрах многоэтажного дома. Каждая квартира имела в подземном гараже место для машины: все места одинаковые, очерченные на земле, пронумерованные, — и оттуда на лифте можно было подняться сразу в квартиру.

В Отделении изучения литературы все говорили о компьютерах и деньгах. Преподаватели организовывали собрания, искали спонсоров, подсчитывали, вели дела, объединялись вокруг компьютера, горячились, сравнивая характеристики своего компьютера с другими. На компьютерах они писали непрерывные просьбы о финансировании и разворачивали профинансированные исследования, заключавшиеся в том, чтобы перевести литературные произведения на другой компьютер, копируя, сканируя их. Целые века литературы он-лайн. Не надо было больше брать книги в руки, листать старые пыльные фолианты. Гордо показывали друг другу дискеты.

Девушка-японка очень любила всякие технические новшества. Она приходила на занятия с портативным компьютером, посылала факс при помощи маленького сотового телефона. Она родилась в Канаде, получила степень магистра в Соединенных Штатах, вышла замуж за италоамериканца; потом вернулась в Торонто в аспирантуру, одна. «Ты живешь отдельно от мужа?» — спросил он у нее, наверное, слишком неожиданно. «Не совсем», — ответила она с милой двусмысленной улыбкой.

У нее было гибкое тело, она слегка наклонялась вперед, как бы грациозно поддаваясь и уступая; время от времени яркий блеск улыбки освещал ее лицо, загадочные глаза без ресниц делались смеющимися и шутливыми.

Во время занятий она сидела на стуле мягко, немного наискосок, поджав ноги, сложив руки на животе и смотрела на него, не делая заметок на заранее открытой портативной «Тошибе». Когда их взгляды встречались, она вдруг опускала глаза с мелькающей, как молния, улыбкой, то ли шутливо, то ли лукаво.

После лекции он догнал ее у кафетерия, пригласил за свой столик. Они немного поговорили, встречаясь глазами (тогда ее глаза загорались на мгновенье) и отводя их. Наконец он попросил ее показать ему город. «Сходи в Итон Центр, — сказали ему коллеги, — это пример гиперпространства постмодерна, город в городе, намного больше, чем Центр Святого Бонавентуры в Лос-Анжелесе, описанный Джеймсоном: восемнадцать кинотеатров, тридцать залов боулинга, дискотеки, десятки и десятки банков, ресторанов, торговых центров». Это правда? Не могла бы она пойти с ним?

Она пошла с ним. Было еще светло, и они сначала посетили Кэббедж Таун, одну из самых старых частей города. Это было днем после обеда, и в воздухе блестело солнце бабьего лета. Гуляли семьями, за руку с детьми. «Это ферма-музей, городская администрация создала его для детей, которые никогда не видели домашних животных», — объясняла она. Во внутреннем дворике мужчины и женщины, одетые по моде начала XIX века, прогуливали лошадей, чистили скребком ослика, бросали корм выводкам гусей и кур, приносили болтанку двум свиньям в загоне, сено двум дойным коровам в другой загородке. Позади фермы в заграждении бродило маленькое стадо коз. Вокруг толпились дети, показывая пальцем на животных, спрашивая их названия у родителей, возбужденно крича.