Михаил Белозёров - Украина.точка.РУ (СИ)

– Нет Жаглина, – сказал Пророк таким странным тоном, что Цветаев удивился, раньше Пророк о Жаглине унизительно не говорил.

– Как нет?! – только и воскликнул Орлов.

Напичканный лекарствами он проспал двое суток, и Цветаев уже стал беспокоиться, но Пророк сказал: «Только лучше будет».

– Убили его.

– Убили! – Орлов вскочил, но тут же, закашлявшись, упал на подушку: – Сука!

И глаза у него вспыхнули куражным светом. Без этого куражного света Орлов не был бы Орловым, и их школьными годы не были бы школьными, а напрасно прожитыми годами. Цветаев понял, что любит не только Гектора Орлова, Тошу, Ирку Самохвалову, но и Лёху Бирсана, которого все вычеркнули из жизни. А ведь Лёха должен был с ними быть, и был в самом начале, но сделался предателем, и теперь о нём никто не вспоминал.

– Не волнуйся, тебе вредно, – со свойственным ему авторитетом заявил Пророк и принялся суетиться, как наседка над яйцом. Побежал на кухню, принёс куриный бульон с половинкой варёного яйца и мягчайшую булочку, по правую руку от Орлова положил ложку, по левую – вилку и отстранился, полюбовавшись, как тёща на зятя. Цветаев почувствовал себя чужим на этом празднике жизни – так за ним ухаживала только его любимая жена Наташка. Воспоминания захлестнули его крепче, несколько мгновений он находился в оцепенении, слова долетали словно из Канзаса.

Пророк между тем сновал из комнаты в кухню и обратно. Цветаев усадил Орлова в кресло и обложил подушками. Орлов, словно извиняясь, улыбался.

– Как же так?.. – спросил он, глядя на Цветаева почти старческими глазами, ранняя тень смерти легла на них и испугала Цветаева, ему казалось, что Орлов вот-вот умрёт, а вместе с ним умрёт часть прошлого, которое он так любил, потому что прошлое придавало ему силы и не давало пропасть.

– Что? – переспросил Цветаев, хотя, конечно, понял вопрос.

– Я говорю, как же так?

– Старик, это длинная история, – пожал плечами Цветаев, говоря тем самым, что тема неоднозначная и потому требующая осмысления, как и в случае с Лёхой Бирсаном, хотя с Лёхой как раз всё было железобетонно, доказательства на лицо в виде отбитых почек у Пророка. – Я не знаю… – невпопад ответил Цветаев.

У него самого давно накопились вопросы, но он приберёг их на потом, когда Орлов поправится: где он шлялся и что это было, попытка к бегству?

– А зачем тебе Жаглин? – радостно спросил Пророк, вбегая в комнату.

Цветаев сделал предостерегающий жест, но было поздно.

– В морду ему дать хочу!

Пророк едва не выронил бутылку арманьяка из рук:

– Вот это да!

Самое странное, что он, не взглянув на Цветаева за поддержкой, сказал сварливо:

– Ты ешь, ешь, не волнуйся...

Солнечные зайчики отражались в его озабоченных глазах, углы рта были опущены вниз. Это предвещало катастрофу вселенского масштаба. Должно быть, он тоже страдал, сообразил Цветаев, и ему вовсе не хочется видеть в Гекторе Орлове второго предателя. Хватит предательства, достаточно лжи, я так устал об неё, было написано у него на лице.

– Чего вы мне зубы заговариваете?! – удивился Орлов, поглядывая на их странные лица, но от куриного бульона, с половинкой яйца и булочки, естественно, не оторвался, хлебая с таким видом, словно говоря, сейчас умну, а потом я с вас живых не слезу.

Цветаев многозначительно посмотрел на Пророка. В ответ Пророк только и дёрнул плечом, мол, откуда я знал, что он так среагирует.

Орлов выпил рюмку арманьяка и сказал честно им в глаза:

– Жаглин – единственный мой шанс оправдаться.

– Почему? – спросил Пророк, и его голос не понравился Цветаеву, въедливый был голос, совершенно недружеский. Пророк так разговаривал только с врагами народа, то бишь: с бандерлогами, львонацистами, «чвашниками», «пшеками» и прочей швалью.

– Потому что он передал твой приказ спуститься вниз и по адресу в Оболони, Северная, пятьдесят шесть, седьмой этаж, квартира восемьдесят девять, найти человека по имени Бурко.

Видно было, что он этот адрес он заучил наизусть и страшно боялся забыть, ведь, получалось, что этот адрес единственный ключик к оправданию столь долгого отсутствия.

– Борис, в смысле? – как-то заторможено уточнил Пророк.

– Ну да. Я думал, ты его знаешь? – посмотрел на него Орлов просящими глазами, и шрам у него на щеке казался трещиной на коре дерева.

– Дальше! – потребовал Пророк и сел на кровать, опустив руки так, словно взялся за непосильную ношу.

Если бы Цветаев его не знал, то мог подумать, что Пророк весь во внимании, а на самом деле, он был растерян, если не в панике. Цветаев не удержался и спросил: