Джон Тул - Сговор остолопов

— Мне эти средства были нужны для определенной цели.

— Для какой еще цели? Болтаться с грязными женщинами? — Миссис Райлли тяжело поднялась с могилы Рекса. — Ты ж не тока самашетший, Игнациус. Ты гадкий.

— Вы всерьез полагаете, что roue [Повеса (фр.)] Клод стремится к женитьбе на вас? — захлебнулся слюной Игнациус, меняя тему. — Вас будут таскать из одного вонючего мотеля в другой. Вы покончите с собой.

— Я выйду замуж, если захочу, мальчик. И ты меня не остановишь. Уже не получится.

— Этот субъект — опасный радикал, — зловеще произнес Игнациус. — Одному Богу известно, какие политические и идеологические ужасы таятся в его мозгу. Он подвергнет вас пыткам или даже хуже.

— Да к чертовой матери, кто ты такой, чтобы мне тут указывать, Игнациус? — Миссис Райлли уперлась несгибаемым взглядом в выведенного из себя отпрыска. Она устала; ей было противно и неинтересно, что бы еще он ни сказал ей. — Клод — недалекий. Ладно. Этого у него не отнять. Клода все время эти самые камунясы беспокоят. Ладно. Может, он и в полытике ни черта не смыслит. Но мне-то полытика до лампочки. Мне главное — помереть хоть чуток пристойно. А Клод прилично к люд я м относится, а тебе со всей твоей полытикой таким никогда не стать. Ума нахватался со всем этим образыванием, а я сколька добра тебе сделала — мне одни пинки достаюцца. Я хочу, чтобы ко мне хорошо относились, пока не померла еще. Ты всему научился, Игнациус, не научился только, как человеком быть.

— Хорошее отнощение — не ваша судьба, — вскричал Игнациус. — Вы — явный мазохист. Хорошее обращение повергнет вас в смятение и погубит вас.

— Пошел ты к черту, Игнациус. Ты мне стока раз серце разбивал, что я уж и со щщета сбилась.

— Этот субъект ни за что не войдет в этот дом, покуда я остаюсь здесь. Как только он устанет от вас, вероятно, он обратит свое извращенное внимание на меня .

— Что еще что такое, полоумный? Закрой сичас же свой глупый рот. С меня хватит. Я сама о тебе позабочусь. Говоришь, отдохнуть хочешь? Я устрою тебе хорошенький отдых.

— Стоит мне подумать о моем дорогом усопшем отце, едва остывшем в своей могиле, — пробормотал Игнациус, делая вид, что смахивает влагу с глаз.

— Мистер Райлли умер двадцать лет назад.

— Двадцать один , — злорадно поправил ее Игнациус. — Видите? Вы уже забыли своего возлюбленного супруга.

— Прошу прощения, — немощно вымолвил мистер Леви. — Могу я с вами поговорить, мистер Райлли?

— Что? — переспросил Игнациус, только что заметив человека, стоящего на крыльце.

— Вам чего надо от моего Игнациуса? — осведомилась миссис Райлли. Мистер Леви представился. — Вот это он самый и есть. Надеюсь, вы не поверили, когда он вам эту смешную историю рассказывал по телефону тут как-то на днях? Я так из сил выбилась, что не успела трубку у него из рук вырвать.

— Мы не могли бы все зайти в дом? — спросил мистер Леви. — Мне бы хотелось побеседовать с ним наедине.

— Мне-то что? — равнодушно пожала плечами миссис Райлли. Она окинула взглядом квартал и наблюдавших за ними соседей. — Весь квыртал и так уже все знает.

Тем не менее, она распахнула дверь, и троица вступила в крохотную прихожую. Миссис Райлли поставила на пол бумажный пакет с кашне и абордажной саблей сына и спросила:

— И что вам нужно, мистер Леви? Игнациус! Выходи немедленно и поговори с этим человеком.

— Мамаша, мне следует уделить внимание своему кишечнику. Он взбунтовался против травмы последних суток.

— Выходи сейчас же из ванны, мальчик, и иди суда. Так что вам нужно от этого самашетшево, мистер Леви?

— Мистер Райлли, известно ли вам что-нибудь вот об этом?

Игнациус взглянул на два письма, извлеченные мистером Леви из кармана куртки:

— Разумеется, нет. Здесь ваш автограф. Покиньте этот дом немедленно. Мамаша, это тот самый изверг, который уволил меня столь бессердечно.

— И вы этого не писали?

— Мистер Гонзалес вел себя крайне авторитарно. Он не позволял мне даже приближаться к пишущей машинке. А в действительности он закатил мне довольно злобную оплеуху, когда моему взору случилось остановиться на какой-то корреспонденции, которую он в тот момент сочинял в известной мере ужасной прозой. Если мне дозволялось чистить его дешевые башмаки, я бывал благодарен. Вы же знаете, какой он собственник по отношению к этой вашей клоаке.

— Знаю. Но он утверждает, что ничего подобного не писал.

— Очевидная неправда. Каждое его слово — ложь. Говорит одно, а думает совершенно другое.