Джон Тул - Сговор остолопов

— Тихо! — проревел Игнациус, заглушая разъяренный лепет. — Сегодня я пришел сюда, друзья мои, чтобы показать вам, как вы можете спасти планету и принести всем мир.

«Он поистине обезумел.» «Дориан, какая неудачная шутка.» «Откуда он вообще взялся?» «Даже смутно непривлекателен.» «Грязь.» «Гнетуще.» «Включите же кто-нибудь эту восхитительную пластинку.»

— Вам, — продолжал на полной громкости Игнациус, — брошен вызов. Обратите ли вы свои исключительные таланты на спасение мира или же просто повернетесь спиной к своим собратьям?

«О, как ужасно.» «Совершенно не смешно.» «Я вынужден буду уйти, если эта убогая шарада не завершится.» «С таким дурным вкусом.» «Включите же кто-нибудь пластинку. Милая, милая Лена.» «Где мое пальто?» «Пойдемте в какой-нибудь фешенебельный бар.» «Смотрите, я пролил мартини на свой самый бесценный жакет.» «Пойдемте в фешенебельный бар.»

— Мир сегодня пребывает в состоянии сурового беспокойства, — орал Игнациус, перекрывая мяуканье и шипенье. Он запнулся и заглянул в карман, куда положил конспект речи, нацарапанный на листак из блокнота «Великий Вождь». Вместо заметок, однако, он извлек рваную и замусоленную фотографию мисс О'Хары. Некоторые гости увидели ее и завизжали. — Мы должны предотвратить апокалипсис. Мы должны на огонь ответить огнем. Следовательно, я обращаюсь к вам.

«О чем, во имя всего святого, он говорит?» «Это меня так угнетает.» «Глаза у него, такие страшные.» «Пойдемте в фешенебельный бар.» «Поехали в Сан-Франциско.»

— Молчать, извращенцы! — рявкнул Игнациус. — Слушайте меня.

— Дориан, — лирическим сопрано взмолился ковбой. — Заставь же его посидеть тихо. Мы так здорово веселились, мы так великолепно, так забавно проводили время. О, он нас даже не развлекает.

— Это правда, — сказал крайне элегантный гость, чье подтянутое лицо было покрыто гримом, изображавшим загар. — Он поистине ужасен. Так угнетает.

— Должны ли мы выслушивать все это? — осведомился другой гость, взмахивая сигаретой, точно волшебной палочкой, от которой Игнациус бы наверняка испарился. — Это какой-то фокус, Дориан? Ты же знаешь, мы искренне любим вечеринки с мотивом, но это . Я имею в виду, я даже новости по телевидению никогда не смотрю. Я в этом магазине и так весь день работаю, и не хочу приходить на вечеринку и слушать обо всем этом. Пусть попозже выступит, если ему так нужно. Его речь отдает таким дурным вкусом.

— Так неуместно, — неожиданно обреченно вздохнул черный кожан.

— Ладно, — провозгласил Дориан. — Включайте пластинку. Я думал, это будет весело. — Он посмотрел на Игнациуса, который громко фыркал. — Боюсь, мои дорогие, что это стало ужасной, ужасной бомбой.

«Чудесно.» «Дориан великолепен.» «Вот розетка.» «Обожаю Лену.» «Я поистине считаю, что это ее самая лучшая пластинка.» «Так фешенебельно. Такие специальные стихи.» «Я однажды видел ее в Нью-Йорке. Изумительно.» «Поставь следующей „Цыганку“. Обожаю Этель.» «О, хорошо, уже начинается.»

А Игнациус стоял, как мальчишка на горящей палубе. Музыка снова взмыла от алтаря к потолку. Дориан сбежал поболтать с группой своих гостей, активно игнорируя Игнациуса — как и все остальные в той зале. Игнациус чувствовал себя так же одиноко, как в тот черный день в старших классах, когда на уроке химии взорвалась его лабораторная работа, опалив ему брови и перепугав до смерти. От шока и ужаса он обмочил брюки, и никто в классе не хотел его замечать, даже учитель, искренне ненавидевший его за подобные взрывы в прошлом. Весь остаток того дня, вяло бродя по школе, он убеждался: все делают вид, что он стал невидимкой. Стоя в гостиной Дориана и чувствуя себя таким же невидимкой, Игнациус принялся фехтовать своей абордажной саблей с каким-то невидимым противником, чтобы как-то побороть робость.

Многие уже подпевали пластинке. Какая-то парочка пустилась танцевать возле фонографа. Танцы охватили всех, точно лесной пожар, и вскоре вся зала заполнилась парами; они покачивались и подскакивали вокруг оставшейся без пары Гибралтарской скалы — Игнациуса. Когда мимо него в объятиях ковбоя пронесся Дориан, Игнациус тщетно попытался привлечь его внимание. Ему удалось даже ткнуть в ковбоя саблей, но парочка была проворна, слаженна и ускользнула. Он уже совсем было решил испариться, как из кухни в залу ворвались Фрида, Лиз и Бетти.

— Нам уже эта кухня обрыдла, — сообщила Игнациусу Фрида. — В конце концов, мы тоже люди. — Она легонько ткнула Игнациуса в живот. — Похоже, тебя не взяли, Жирный.