Жан-Мишель Генассия - Удивительная жизнь Эрнесто Че

Семейный врач лечил ребенка от мышечных болей и не заметил крошечных горошин под кожей. Когда распухли лимфатические узлы в паху, было слишком поздно. Больной был обезвожен и агонизировал. Сидевшая с ним три дня соседка тоже попала в больницу. Чудовищные головные боли, высокая температура и кровохарканье были признаками легочной чумы. Этот подобный слепому убийце недуг не оставлял ни малейшего шанса на выживание. Главный врач больницы профессор Берьё вызвал на подмогу Сержана, но оба знали, что бессильны и женщина обречена. Она впала в кому, из которой ей было не выйти. Они могли сделать одно – защищать живых и пытаться не допустить распространения эпидемии.

Слух о чуме распространялся быстрее самой болезни. Одни говорили, что в горах ее никогда не бывает, другие утверждали, что заразу оставили после себя немцы, желая отомстить за поражение. Конечно, это бактериологическая война, что же еще? А может, чуму привезли египетские торговцы? Нет, мальтийские моряки! Сказать, что Алжир охватили безумие и паника, значило ничего не сказать. Самые осторожные уезжали из страны, но случаи заболевания были зафиксированы и в Марокко, и в Оране, и в Тунисе.

Значит, все умрут. Сейчас? Когда эта ужасная война наконец закончилась?!

Газеты напоминали, что в былые мрачные времена чума порой выкашивала до четверти населения Европы.

А иногда и половину!

Люди сидели по домам, а по улицам ходили в масках или закрывали лицо платком. Рукопожатия отпали как таковые, главным занятием стало разглядывание себя в зеркале: любой крошечный прыщик, малейшее покраснение превращалось в катастрофу. Если стоящий за прилавком продавец выглядел слишком бледным или, не дай бог, кашлял, покупатели могли линчевать несчастного. Врачей, медсестер и больницы осаждали сотни, тысячи перепуганных пациентов, умолявших осмотреть их. Люди только что не дрались за право пройти первыми, сулили деньги, предлагали драгоценности, кричали, плакали, оскорбляли и угрожали.

Алжир покаянный ринулся в церкви, граждане молились – Исповедую Богу Всемогущему , взывали к милосердию Всевышнего – Поэтому прошу блаженную Марию всегда Деву , били себя в грудь – Моя вина, моя вина, моя величайшая вина – и клялись, клялись, клялись. Прощение, разрешение и отпущение наших грехов да подаст нам всемогущий и милосердный Господь.

Во всем Алжире не осталось ни одной свечи на продажу, а кропильницы стояли пустыми, без воды.

Сержан и врачи института включились в смертельную гонку, пытаясь сделать вакцину на базе вытяжки из лимфатических узлов первых двух жертв. Бацилла легко окрашивалась анилином, потом ее высевали на агар-агар и получали целую колонию белых прозрачных микроорганизмов. Бульонная культура, разогретая на водяной бане до 28 °C, позволила через неделю получить слабую вакцину, ее ввели мышам, и через неделю они все еще были живы.

Сержан собрал медицинский персонал, предоставил каждому право отказаться, сказал, что верит в успех, но стопроцентной гарантии безопасности дать не может.

Никто не струсил, все прошли вакцинацию.

Между тем было зафиксировано двадцать новых случаев. Первыми заболели отец мальчика, двое портовых рабочих и трое докеров. На их телах имелись крошечные, размером с булавочную головку, припухлости, окруженные розовой ареолой. Во взятых пробах обнаружилось присутствие бациллы чумы.

Сомнений быть не могло – всех инфицировали крысиные блохи.

После короткого инкубационного периода температура резко повышалась, начинались жестокие мигрени, мышечные боли, упадок сил, тошнота и рвота, после чего бацилла поражала лимфатические узлы. Бубонная чума была наименее опасной из всех видов. В половине случаев после введения античумной сыворотки бубон нагнаивался, вскрывался, и начинался долгий и мучительный процесс выздоровления. Спасения не было только от сепсиса. Если болезнь перекидывалась на легкие, человек превращался в ходячий чумной аэрозоль и заражал всех окружающих. От легочной чумы пациенты умирали за три дня.

В начале ноября заразился солдат американской армии. Энди Маклин из Висконсина лежал в изоляторе госпиталя Майо, военные медики приняли решение вводить ему чудо-лекарство – пенициллин G, о котором много говорили с самого начала войны, но in vivo пока не применяли. Все заболевшие умерли через две недели. Наступил период неопределенности и уныния. По совету парижских коллег попробовали применить сульфамиды, еще одно новое лекарство, но на то, чтобы найти нужную дозировку сульфадиазина в сочетании с серотерапией [97], понадобилось много недель.